Я снова коснулась его плеча, но никаких жутких результатов этот контакт не имел. Мои пальцы начали массировать и гладить медную кожу Томаса. Я прикасалась к Томасу Куку, и от воспоминаний о его кино-ролях и особенно о любовных сценах по моему телу пробегала дрожь.

— То-то же, — удовлетворенно вздохнув, проговорил Томас. — Чувствую, ты ко мне неровно дышишь.

Я была рада, что он не видел моего лица.

— Я совершенно ровно дышу к тебе, Томас.

Он рассмеялся.

— Ну конечно! Ты массируй, массируй.

— Я уже говорила тебе, что живу со своим парнем. Его зовут Освальд.

— Да нет никакого Освальда. Ты самая ужасная врушка из всех, кого я встречал. Послушай, Милагро, ты здесь, я здесь, и если хочешь… знаешь… ну, в общем, я к этому спокойно отношусь. Однако не стоит рассчитывать, что это надолго, потому что хоть ты и ничего, но не в моем вкусе.

Перестав массировать его плечи, я постаралась успокоиться. Потом встала так, чтобы мы видели друг друга, мысленно командуя себе: «Не смотри вниз, не смотри вниз, ни при каких обстоятельствах не смотри вниз».

— Томас, несмотря на то, что ты сделал чрезвычайно щедрое предложение, боюсь, мне придется его отклонить, потому что, во-первых, я люблю Освальда, а во-вторых, ты козел из козлов.

Он уставился на меня, качая головой:

— Тот, кто играет в кровавые игры, не может осуждать других. Отойди, а? Ты закрываешь мне солнце.

Внезапно мне в голову пришла одна мысль, и я спросила:

— У тебя есть какие-нибудь проблемы со здоровьем?

Лицо его приняло озадаченное выражение.

— Я же говорил, что приехал сюда не для того, чтобы уйти в завязку.

— Нет, я имею в виду другое. Нечто, отличающее тебя от других. Может, болезнь какая-нибудь?

Слегка пожав плечами, он проговорил:

— У меня легкая анемия.

— Тебе нужно принимать какие-нибудь лекарства?

— Нет, но, видимо, мне не стоило так долго голодать для той роли.

— Скип всучил мне какие-то таблетки, пытаясь убедить, что это пищевые добавки. Он хотел, чтобы я заставила тебя принимать их.

— Да, он и раньше пытался впарить мне эти стероиды. А я не хочу, чтобы мои huevos[78]съежились до размера оливок.

Чуть позже, когда Томас был в душе, я сделала себе кровавый коктейль. Я долго отмывала бокал, после чего поставила его в самую глубину шкафа.

Потом Томасу стало скучно, и он решил, что мы должны съездить в Ла-Басуру и чего-нибудь выпить.

— Нет. Нам даже не на чем туда доехать.

— Позвони своему другу Берни и попроси, чтобы он нас подвез.

— Мы с ним почти не знакомы, — возразила я. — У меня нет его телефона.

— Он дал мне свою карточку.

Через несколько минут я, чувствуя себя полной дурой, позвонила Берни и попросила его о помощи. Он сказал, что будет страшно рад забрать нас, но сможет приехать не раньше чем через час. Таким образом, у меня появилось время принять душ, надеть платье и накраситься. Возможно, все дело было в парагонских шампуне и кондиционере, но мои волосы оказались очень гладкими и блестящими.

Поскольку Томас был знаменитостью, именно он устроился на переднем сиденье помоечной машины Берни. Вынув из чемоданов дизайнерскую одежду, Томас составил из нее беспорядочный, но изящный наряд.

Для этого случая я надела повседневное платье темно-лавандового цвета и очень надеялась, что на заднем сиденье не разлита какая-нибудь гадость. Впрочем, жидкой гадости там не оказалось — на сиденье и на полу стопками лежали пожелтевшие экземпляры «Еженедельной выставки» и других газет.

«Летающее кровососущее чудовище!» — гласил заголовок, набранный крупным шрифтом. А под ним значилось: «Бернард Вайнз, специальный корреспондент». Перегруженная прилагательными статья представляла собой захватывающий рассказ о молодой учительнице из Ла-Басуры, которая отправилась погулять в пустыню, но так и не вернулась. Два свидетеля, которые неподалеку пили пиво и били бутылки, слышали крики и видели какое-то жуткое существо, спустившееся с небес и унесшее женщину вдаль.

— Отличная история про чупакабру, Бернард, — похвалила я. — У вас замечательный стиль, если, конечно, забыть о гиперболе.

— Желтая газета без преувеличений — как кошка без меха: любопытство вызывает, а привлекать не привлекает, — возразил Берни. — У вас хорошее зрение, вы можете читать в темноте.

— У меня ненормальные зрачки, — сообщила я, надеясь, что не ошиблась анатомией. Может, надо было назвать сетчатку или роговицу? В тот момент я чувствовала себя полной идиоткой — в ПУ я посещала семинары по шизоидной поэзии и прикалывалась над друзьями, которые в это время из последних сил ходили на курс человеческой биологии. — В этой статье хоть что-нибудь правда?

— Там все-правда. Может, конечно, женщина просто сбежала с лучшим другом своего мужа, а может, и нет. У нас тут все время происходит что-то странное, особенно возле «Парагона».

Когда мы приехали в городок, в «Клубе Левака» уже вовсю зажигали. Берни, неся в руке коричневый бумажный пакет, провел нас к двум столикам, стоявшим в углу. За одним из них уже восседала какая-то юная парочка.

— Проваливайте, — обратился к ним Берни. — У меня полно работы.

— Хорошо, господин Вайнз. А это ваша девушка?

— Вон! — рявкнул Берни. Когда парочка удалилась, он пояснил: — Бывшие ученики. — Затем, вынув из сумки стопку каких-то письменных работ и две красные шариковые ручки, он положил все это передо мной. — Вот, проверьте их.

Полистав работы, я поняла, что это сочинения о расовых отношениях в романе «Убить пересмешника».

— Берни, я не имею ни малейшего понятия о том, как оценивают работы в средней школе.

— За бессмысленное словоблудие и повторения я снижаю оценку. Во всех других случаях можете оценивать как хотите.

Некоторые из посетителей узнали Томаса, так что очень скоро он оседлал своего любимого конька и принялся травить байки о работе. Томас оказался неплохим рассказчиком — он завоевывал внимание самых красивых женщин посредством многозначительных взглядов, замолкал, где надо, чтобы усилить эффект, выкладывал кое-какие грязные подробности из жизни звезд.

Если снять шелуху забавных историй, он, как мне показалось, рассказал чистую правду. Его мать была индианкой из Центральной Америки. Когда она впервые попала в Лос-Анджелес, то говорила только на языке своего народа, и один из работодателей воспользовался ее беззащитностью. Томас не имел понятия ни об имени своего настоящего отца, ни о его местонахождении.

Проверяя сочинения, я поправляла описки и орфографические ошибки, писала замечания на полях. Я старалась сохранять на своем лице недовольную мину, однако на самом деле я с удовольствием читала мысли учеников, особенно самые эксцентричные.