Вахта правого борта сменилась в полночь, так что вахте левого борта пришлось занимать свои посты при сильном морозе и волнении моря. Очередная смена вахты произошла в 4.00. Матросы едва успели подвесить койки и только начали оттаивать, как раздался сигнал тревоги. В 6.00 вахта левого борта приступила к завтраку. Через час прозвучал сигнал «По местам стоять!», а в 8.00 обе вахты были на своих боевых постах.

Находясь на мостике, контр-адмирал Бей обдумывал окончательный план атаки. В 7.00, по его предположениям, он находился впереди конвоя JW-55B, примерно в 30 милях от него. План заключался в том, что его пять эсминцев должны изменить курс и идти на север, затем выстроиться фронтом и сближаться с конвоем на скорости 12 узлов. «Шарнхорст», в свою очередь, будет идти за эсминцами, на дистанции 10 миль, будучи готовым нейтрализовать эскорт и уничтожить конвой, обстреляв его из своих 11-дюймовых орудий.

У плана был один изъян. Он базировался на сообщении молодого капитана U-716 Ганса Дюнкельберга, полученного в 1.30:

Эта радиограмма была получена на борту Z-29 в 3.27, в результате чего у Рольфа Иоханесона несколько поднялось настроение:

И в то же время этот сигнал кажется странным. Из записей в дневнике следует, что Дюнкельберг полным ходом шел на восток. В тот момент, когда была якобы подана радиограмма, передатчик был выключен; на борту U-716 соответствующей записи не было. Сигнал не слышали ни подводные лодки, ни бдительный штаб командующего в Нарвике. А может быть, Боевой группе умышленно дали ложный сигнал? Не был ли сигнал фальшивкой, рассчитанной на то, чтобы дезориентировать противника? В таком случае цель определенно была достигнута. В 4.01, через полчаса после того, как якобы посланная Дюнкельбергом радиограмма вызвала радость на борту Z-29, в игру вступил адмирал Брюс Фрейзер. Он приказал конвою изменить курс и идти к северу. Позднее, в 7.00, Бей отвернул к западу. Если бы придерживались первоначального плана и позиция, указанная Дюнкельбергом, соответствовала действительности, то около 9.00 Боевая группа оказалась бы прямо в центре скопления кораблей эскорта союзников и торговых судов. Никто из них не смог бы противостоять тяжелым орудиям линкора. Уже через несколько минут от судов конвоя остались бы только пылающие развалины. В этом случае результат атаки Бея можно было бы считать самой громкой победой Кригсмарине. Проводку конвоев пришлось бы во второй раз прервать, что имело бы очень серьезные последствия. Корабли союзников были бы прикованы к северному сектору, а боевые действия продолжались. Бей же мог преподнести Дёницу подарок в виде триумфальной победы, обещанной Гитлеру.

Однако так же постепенно и незаметно, как и накануне, события начали разворачиваться не в пользу Бея. Радиограмму Гильдебрандта, отправленную в 22.00, не услышали. Позиция, указанная Дюнкельбергом, уже была неточна. К 9.00 конвой ушел от нее на 15–20 миль к северу. Даже первый приказ Бея повернуть к западу и начать преследование JW-55B был неудачно сформулирован и поэтому неправильно истолкован.

— так писал Иоханесон.

Бей по-прежнему надеялся на внезапную атаку. Как и многие другие немецкие морские офицеры, он не доверял радару, честь изобретения которого приписывается англичанам. Он не хотел, чтобы Боевая группа раскрыла свое местоположение, излучая радиолокационные сигналы, и поэтому корабли продолжали свое роковое движение на запад — по существу, слепые и без связи между собой.

Все происходящее лишний раз свидетельствовало о спешке, характерной для подготовки операции, и о плохом качестве средств связи. Перед выходом в море Бей даже не провел совещания с командирами эсминцев. Корветен-капитан Карт Гетц на борту Z-34 по-прежнему пребывал в уверенности, что оба эсминца идут рядом с «Шарнхорстом», как это предусматривал первоначальный вариант плана. По этой причине он отошел далеко к северу и все утро пытался занять указанную ранее позицию. В то же время эсминец Z-33, оказавшись значительно южнее, так и не восстановил контакт с остальными эсминцами флотилии. У Z-38 тоже были проблемы, эсминец блуждал по курсу, и другие эсминцы группы даже приняли его за вражеский корабль.

— торжествующе записал Иоханесон еще до того, как выяснилось, что это — ошибка. Позже он добавил:

Предполагалось, что «Шарнхорст» будет держаться за эсминцами на дистанции 10 миль и выдвинется вперед после обнаружения конвоя. Однако линкор вдруг резко отвернул и исчез из вида. Смысл этого маневра никак не был разъяснен командующему флотилией эсминцев, которая вела поиск в западном направлении, находясь значительно южнее конвоя; погода же продолжала ухудшаться.

Рольф Иоханесон еще не знал этого, но вместе со своей флотилией эсминцев он уходил все дальше и дальше — и от конвоя, и от «Шарнхорста».

БАРЕНЦЕВО МОРЕ, 08.40–12.40, ВОСКРЕСЕНЬЕ, 26 ДЕКАБРЯ 1943 ГОДА.

В это время три крейсера Соединения-1 быстро шли к юго-западу, в сторону Нордкапа. Утром рождественского дня они отвернули на север, взяв курс прямо на конвой.

В 8.40 на борту «Белфаста» — флагмана вице-адмирала Роберта Барнетта — прозвучал сигнал тревоги. Один из операторов радарной установки типа 273, предназначенной для дальнего обнаружения надводных целей по курсу, засек четкий сигнал, отраженный от объекта на дистанции 32 километра — иначе говоря, между крейсерами и конвоем. По кораблю словно пробежал электрический разряд. Ситуация сразу становилась критической, если мигающая метка на экране радара действительно засвидетельствовала присутствие «Шарнхорста». Наклонившись над картой с прокладкой курса, Барнетт сразу определил, что линкор, если это и в самом деле он, находится всего в часе хода до конвоя. Если все так, то у Бея просто идеальная позиция для проведения успешной атаки. Прошло несколько довольно нервных минут, и Барнетт облегченно вздохнул. К счастью, метка на экране двигалась на юг, удаляясь от конвоя. Бей, очевидно, даже не подозревал, насколько близок он был к успеху. В интервью, данном уже после войны, Барнетт говорил: