Промедление с отправкой домой было даже более серьезным проступком, чем нарушение небесных законов. Приказ вернуться пришел, а ангел все еще оставался на Земле. Он как одержимый шел к своей гибели. Неизбежность его падения, казалось, была предопределена. Ангел хотел уйти, спасти себя от грехопадения, но не мог, ибо злоба привязала его к Земле.

Наконец, он непозволительно долго выжидал. Теперь было слишком поздно.

Непослушание для ангелов — смертный грех. Из-за непослушания пал Люцифер. Он перешел в своих желаниях грань дозволенного, возвысил себя над собой, и его высокомерие засияло ярче, чем самая его суть.

Ангел понимал, что сам был причиной своих бед. Он творил зло, и наказание должно быть суровым.

Ангелы падают сами, их никто не сталкивает.

Жофиэля тоже не сбрасывали; он сам перешел границу дозволенного. Он бессознательно шел к своей гибели. Таковы неумолимые противоречия власти личности над собой, когда она и собственный защитник, и собственный суровый судья. Крошечное зерно самомнения начинает процесс разложения из самой сердцевины; тогда разум сначала слабеет, а затем и меркнет окончательно.

Конечно, заповеди Моисея предназначены для людей, а не для ангелов. Однако ангел затеял на Земле беспрецедентную бойню. Он мог оправдывать свои действия усердием, просить о милости, напоминать о смягчающих обстоятельствах: пыле битвы, погоне за демонами на границе между небесами и адом, которую он несколько раз неосознанно переходил. Но не теперь, теперь было слишком поздно. У ангела уже не было уверенности в своей правоте. Он находился на Земле слишком долго и уничтожил слишком много этих ничтожных тварей — людей.

Правда, он должен признать, что всегда был немного высокомерным, немного самонадеянным. Он не раз замечал за собой излишнюю гордыню. Однажды гордость подсказала ему, что у него высокое предназначение, и нетерпение доказать это привело к чрезмерному усердию как в небесных, так и в земных делах. Теперь над ним нависла угроза падения.

Обнаженный ангел сидел на голом полу заброшенного дома; его плечи опустились, спина согнулась, голова упала вниз. Он прикрыл свое прекрасное лицо длинными, тонкими пальцами. Сидя на скрещенных ногах, он походил на еще невылупившегося птенца, который в яйце ждет своего появления на свет.

Внезапно в его пояснице что-то шевельнулось, отдавшись невыносимой болью. Боль началась под животом, в гладком месте между ногами, а затем распространилась по всему телу, проникла в мозг. Она, как иголками, пронзала его плоть, словно кто-то дергал у ангела нервные окончания.

Такие муки он переживал впервые в жизни. Что-то росло у него между ног, вызывая чудовищное жжение. Плоть выпирала тяжелым бутоном, который, набухая, разворачивался в цветок. Ангел задрожал от ужаса и страха, издавая душераздирающие вопли.

Физическая боль, душевная боль.

Изменялось не только тело ангела, но и его дух. В то время как у него между бедрами, словно большой отвратительный плод, росли половые органы, душа его тоже покрывалась язвами, которые горели, как ожоги кислотой. Нечто между ног выросло до чудовищных размеров и выпирало наподобие ветки дерева, окруженной морщинистым мешком, а тем временем дух ангела усыхал, как кожа на мумии.

Теперь его переполняли дотоле неизведанные эмоции: ужас и ненависть, страх и угрюмая подозрительность, враждебность и злоба и много других странных недобрых чувств. Он ощущал отвратительные приливы похоти, тяжелое давление неудовлетворенного желания, отчаяние от неудавшегося мщения. У него появились запросы, которые нужно было выполнять, капризы, которым нужно было потакать. Все эти страсти наполнили его душу и тело, как крошечные демоны, соперничающие за власть над падшим ангелом. Вопя своими тоненькими голосами, они старались привлечь его внимание.

Муки превращения продолжались много земных часов, в течение которых ангел взывал к милосердию, плевался и рычал от ярости, проклинал всех ангелов и людей, призывал смерть на головы своих врагов, изрыгал проклятья и давал ужасные клятвы. Когда все закончилось, ангел почувствовал себя отвратительным, мерзким существом, лишенным прежней чистоты души и плоти. Внешне он изменился очень мало. За исключением огромного полового члена, других недостатков не было. Все же он чувствовал себя страшным, нелепым чудовищем.

Ему было горько, что все так обернулось. Он вспомнил, что вначале не намеревался производить на Земле столь ужасные разрушения, не хотел убивать множество смертных. Он только уничтожал демонов; такова была его задача с тех пор, как пал Люцифер и началась война.

Когда смертные умирали в пожарах, он не думал, что причиняет им ужасные страдания. В конце концов, смерть освобождает дух, душу из тюрьмы телесной оболочки. Разве это плохо? Чего он не учел, — потому что не имел об этом никакого представления, — так это причиненных погибшим физических страданий и горя, доставленного живым. Ангелы не испытывают ни моральной, ни физической боли, поэтому он ничего не знал.

Было ли это ошибкой? Мог ли он все предусмотреть? Он знал, что боль существует, но не счел нужным изучить ее. Равнодушие стало причиной его падения, и он горько сожалел о содеянном.

Еще он винил тех двух смертных, полицейских. Он совершил роковую ошибку, когда разыскивал их и пытался убить. Это злонамеренное действие разрушило его дух.

Проклятье этих полицейским, проклятье их душам.

До сих пор слова «проклятье» не было в лексиконе ангела. Оно было подарено ему полицейскими, потому что они освободили истинные эмоции, таившиеся в глубине его души, и отняли у него свет Божий. Теперь он был обречен на тьму — так его наказали за непослушание. Те, за кем он охотился, стали его товарищами по несчастью. Он превратился в того, к кому питал отвращение, — падшего ангела, демона — и осознал, что ненависть — единственная их общая черта.

Демоны не знают любви, они ненавидят, и больше всего ненавидят тех, кем они стали: своих товарищей падших ангелов и Дьявола. Они следуют заветам Сатаны и в то же время ненавидят его. Они ненавидят мир, жизнь, всех, исключая Бога, потому что Бога нельзя ненавидеть, его можно только бояться. Бог недосягаем для всех чувств, кроме любви.

Он вышел из-под милости Божьей.

Он стал демоном.

Он получил имя.

Нэтру.

Его назвали Нэтру.

Способность молниеносно перемещаться в пространстве исчезла. Его тело из костей, мяса и крови стало уязвимым.

Теперь он боялся огня. Его оружие теперь могло быть использовано против него.

В сгущающихся сумерках Нэтру пошел к гавани. Он был недоволен медлительностью своих движений. Все еще быстрее любого смертного, он стал улиткой по сравнению с тем, как мог перемещаться раньше. Туман окутывал металлические решетки и опоры мостов. Он облокотился о парапет и стал смотреть на быстрый поток. Первым делом он хотел найти Малоха и отомстить ему, а потом взяться за полицейских, Питерса и Спитца.