— Господи, — прошептал Бронски. — Сделай что-нибудь. Ведь там столько людей. Сделай же что-нибудь.

Это была катастрофа, ад, распространившийся по всем шести этажам за время, которое занимает у человека спуск на один пролет лестницы. Огонь был неестественно мощным, слишком яростным, стремительным и белым, совсем белым. В считанные секунды он пожирал все, к чему прикасался. Оконные стекла лопались или плавились. Когда воздух поддерживал его ненасытный аппетит, огонь усиливался, а мощь его казалась беспредельной. Люди отошли дальше от участка.

Потом начали взрываться стоявшие неподалеку автомобили, осыпая окрестности огненными осколками. К тому времени, когда пожарные машины пробились к зданию, тушить было практически нечего. Пожарные поливали водой два соседних здания, чтобы огонь не перекинулся на них. От участка остались пустая оболочка и пылающий горн внутри нее. Те, кто прежде желал, чтобы здание полиции сгорело, теперь содрогались, глядя на ужасное зрелище. Сгорели заживо не только полицейские, но и десятки жителей района, пришедшие на прием, и сидевшие в камерах задержанные. Это было стихийное бедствие, трагедия, охватившая целый район.

Только двоим удалось вырваться из этого ада: Бронски и чернокожей женщине, выползшей через разбитую дверь. Она не переставая бормотала о каком-то человеке, в которого несколько раз стреляли, а он ушел невредимым.

— Он стоял как ни в чем не бывало, — бормотала она, — стоял и поджигал людей.

Бронски плакал, когда ее увозила скорая помощь, не по ней, конечно, а по всем своим друзьям, которые теперь были просто обугленными головешками среди дымящихся руин.

— Что за дрянь, — всхлипывал он. — Какого черта?

Среди первых посетителей Бронски была команда «Д и Д»: Мать Тереза и Брат Тук.

— Что там случилось? — сразу же спросил Дейв.

Бронски чувствовал себя отвратительно, но с этими двумя парнями он хотел поговорить.

— Этот ублюдок пришел и спросил о вас. Я пытался отделаться от него. Я чувствовал, что он принесет беду, сами знаете, как это бывает: смотришь ему в глаза и видишь, что в голове у него полно дерьма. Потом он разозлился. Переломал мне кости и устроил пожар. Не спрашивайте, как он это сделал. Я не видел ни канистры с бензином, ни чего-то другого. Все просто вспыхнуло, как от невидимой бомбы.

— Это он тебя покалечил? — спросил Дэнни.

Бронски в смущении отвернулся.

— Да, этот сутенер силен, как сто чертей.

— Почему ты думаешь, что он сутенер?

Бронски покачал головой.

— У него на роже написано. Либо сводник, либо голубой. Смазливая физиономия, пожалуй, испанского типа, а глаза голубые и ясные, как у ребенка. От него несло чем-то. Меня чуть не стошнило.

— Миндаль? — спросил Дейв. — Это был запах миндаля?

— Не знаю. Похоже на миндаль.

Потом на лице бывшего боксера, не боявшегося ничьих кулаков, появились слезы; он попытался встать с кровати, но «Д и Д» уложили его в постель.

— Он всех убил, — плакал Бронски, — он всех сжег. Это ужасно, Дейв, я никогда не видел ничего подобного. Люди сгорали заживо прямо на моих глазах. Мои друзья. Я видел, как пламя пожирало моих приятелей, я слышал, как они кричали: «Боже, Боже, помоги мне!» Помнишь машинистку, маленькую девушку с шестого этажа? Она выпрыгнула из окна и шлепнулась о тротуар, как кусок мяса, Дейв. А когда этот ублюдок уходил, он улыбнулся мне. Он улыбнулся, этот сукин сын улыбнулся! — Голос Бронски изменился и теперь дрожал от ярости, а слезы высохли. — Попадись мне этот ублюдок, я ему руки повырываю, честное слово, Дэнни, я ему переломаю все кости.

— Конечно, Брон, конечно. Но сейчас тебе лучше отдохнуть, а мы с Дейвом будем действовать. Мы знаем, кто этот парень: белый огонь — его рук дело. Будь спокоен, мы до него доберемся.

— Он спрашивал о вас, ребята, — повторил Бронски. — Он хотел вас видеть. Думаю, он собирался вас прикончить. Мне кажется, он поджег здание, взбесившись, что вас там нет.

Дейв покачал головой.

— Нет, Брон. Он запалил участок, потому что решил, что мы там. Он хотел нас убить.

Бронски приподнялся, опершись на здоровую руку.

— Ты считаешь, что он сжег всех этих людей, капитана Риса, маленькую машинистку, всех наших парней, только для того, чтобы убить вас?

— Мы так думаем, — кивнул Дэнни.

Бронски откинулся на подушку.

— Наверно, вы здорово ему насолили?

Дэнни покачал головой.

— Нет, скорее всего, он просто проходил мимо и подумал: «Зайду-ка я сюда и прикончу тех двух полицейских, что беспокоят меня каждый день». Этот парень — подонок из подонков, Бронски. Ему не было нужды нас убивать, потому что он знает, что мы не справимся с ним, но мы раздражаем его, как мухи раздражают человека. У него просто не было времени, чтобы выследить нас. Все это абсолютно бессмысленно — в поджоге не было никакой необходимости.

Когда они вышли из госпиталя, Дейв спросил Дэнни:

— Ты действительно думаешь, что он поэтому поджег участок? Потому что решил, что мы там?

— Ты слышал, что сказал Бронски? Он спрашивал нас.

— А тебе не кажется, что там мог находиться демон, например в камере?

Дэнни покачал головой.

— Он пришел за нами. Если бы он охотился за кем-нибудь другим, то назвал бы имя этого парня. Уверяю тебя, Дейв, он так же самонадеян, как небрежен. Полагаю, у него тоже бывают промахи. Он, наверно, так не думает, а я думаю. Только кажется, что не существует никаких правил, а на самом деле они есть, черт побери. Все во Вселенной подчиняется правилам, законы управляют даже сверхъестественными явлениями. Все движется по кругу, все находится в равновесии. Если ты нарушаешь равновесие, то неприятности обрушиваются на твою же голову.

Дейв открыл ключом дверь машины, впустил Дэнни, и тот шлепнулся на сиденье пассажира.

— Не понимаю, Дэнни, — покачал головой Дейв. — Этому ангелу, кем бы он ни был, все сходит с рук, даже убийство. Я не знаю, как его остановить.

Когда во второй половине дня Дейв и Дэнни расстались, Дейв все еще был в шоке. Ему трудно было примириться с мыслью, что большинства его приятелей полицейских уже нет в живых. Он чувствовал себя неприкаянным без здания участка, да и без Риса тоже. Он недолюбливал Риса, но этого от него никто и не требовал. Важно, что он всегда мог рассчитывать на поддержку начальника, а Рис, если дела шли плохо, никогда не боялся принимать решения, даже угрожающие его карьере. Хуже всего, когда начальник ненадежен, наделен комплексом неполноценности. Такие начальники часто принимают непродуманные решения, делают неправильные выводы и тем ставят под удар подчиненных. Рис никогда не проявлял неуверенности. За глаза его ругали, потому что он орал на подчиненных, а не потому что был слаб.