– Я вешаюсь!

После чего почти сразу брякнул стул.

Я поглядел на Лару. Потом в щель. Гобзиков болтался на веревке, дрыгал руками, дрыгал ногами, пинал воздух, все как полагалось. Пены еще не было.

– Он повесился, – тихо сказал я.

– Ну да.

Бред. Какой-то бред... Сверхреальность...

Гобзиков повесился.

Лара смотрела спокойно, я ей поражался.

Я не выдержал, ворвался в сарай, стал шарить по верстаку. Ножа не было. Надо перерезать веревку. Гобзиков еще дергался, глаза красные сделались. Я снова выскочил на воздух.

– Это... Дай...

Лара протянула мне ножик. Я вернулся в сарай и срезал Гобзикова.

Он свалился на пол, стукнулся головой. Мне было противно. Не от Гобзикова противно, а вообще от всего, бывает такое собачье чувство. Крапива...

– Больно... – Гобзиков держался за горло. – Больно так...

Появилась Лара. Я тупо стоял над Гобзиковым. И совершенно не знал, что мне делать.

– Может, «Скорую» вызвать? – спросил я.

– Зачем? С ним все в порядке. – Лара опустилась на колено. – Ему скоро лучше станет. Ты понял?

Это она ко мне обратилась.

– Что я понял?

– Ты сказал, что не собираешься ни за кого быть в ответе. Тогда зачем ты побежал его спасать?

Вот оно, значит, как. Психологические эксперименты.

– Она только на него смотрела... – прохрипел Гобзиков. – Не на меня... Я не хочу здесь, Лара...

Лара присела окончательно.

– Нет, не хочу! – Гобзиков сжался в комок, даже мне стало его жалко. – Не хочу...

Гобзиков плакал.

Маленький и жалкий Гобзиков плакал. Лара погладила его по голове.

Гобзиков вздрогнул.

– Я помогу тебе, – сказала она. – Не плачь. Я тебе помогу.

Лара вышла.

– Смажь шею кремом, – посоветовал я Гобзикову. – А то потом болеть будет. И борозда останется...

Гобзиков не ответил.

– Не парься, Егор, – сказал я. – Все будет... Ты мне позвони завтра, хорошо? Обговорим все...

Гобзиков молчал.

– Позвони...

И я тоже поскорее выскочил на воздух.

Мы отправились на ул. Дачную, там было темно и ветрено. Я заглушил мотор в самом начале улицы, чтобы не будить обитателей, и провожал теперь Лару до дома. Развивал план мистификации Гобзикова:

– Короче, через несколько дней, не сразу – чтобы изобразить, что мы готовимся, ну там к выходным следующим или еще когда, выедем на природу... Походим по окрестностям, типа, кое-что поищем, но не найдем, Гобзиков успокоится... Дальше все будет нормально. Слушай, а я вот что думаю...

– А ты сам не веришь? – неожиданно спросила Лара.

– Во что?

Я долго думал.

Думал, что мне предпринять. Чтобы этот дурак и псих Гобзиков не повесился раньше времени и чтобы одновременно увидеть Лару. Все чтобы сразу.

Думал, думал и придумал.

Я придумал. Приглашу их на рыбалку.

Конечно, девчонок на рыбалку не приглашают, девчонок приглашают в «Бериозку», но Лара не обычная девчонка. На рыбалку. И Гобзикова позову тоже.

Я вообще раньше любил рыбалку, может, я уже говорил. И умел ловить, опять же раньше, во всяком случае.

А Гобзиков согласится. После вчерашнего он куда угодно согласится пойти, к тому же это оригинально – с вечера самоуничтожение, с утра спортивный отдых на природе. А к оригинальности тянутся даже такие типы, как Гобзиков.

Гобзиков вчера меня, конечно, удивил. Не, я понимаю, жизнь не бубльгум, папаша помер, брат свалил куда-то, мать гвозди вбивает везде, тяжело, от этого устаешь. Но в петлюгу...

И вообще с его стороны это свинство! Мы только познакомились, а он сразу вешаться! Ведь могли подумать, что это он из-за меня, что это из-за драки нашей он повесился. Как тогда? Что тогда? Не, лучше с Гобзиковым побыть пока. Даже если вчера он и не по-настоящему хотел, все равно. Это очень опасная мысль, как в башку залетит, так потом и не выгонишь, будешь думать до тех пор, пока сам не повесишься.

Я позвонил Гобзикову. Сказал, что заеду после занятий, пойдем на рыбу. Гобзиков согласился.

К Ларе я подошел на обеденном перерыве, изложил, она тоже согласилась, хотя, как мне показалось, и без особого энтузиазма. Но я сказал, что это надо для дела, она же обещала вчера Гобзикову всякую помощь.

Лара согласилась.

Назначил встречу у себя. В конце концов, нас было трое, а мопед один. Можно было заказать такси, но это жлобски, я решил идти пешим ходом. Это демократично и правильно, даже президент в своей южной резиденции ходит на рыбалку пешком. Идет себе босиком, в соломенной шляпе, удочки ореховые...

Встретились у меня.

Гобзиков вел себя как ни в чем не бывало. Это правильно, как еще можно вести себя после вчерашних приключений? Как ни в чем не бывало. Хотя стыдно ему было, я заметил это. Вешаться перед почти незнакомыми людьми... Я бы так не смог. В кругу старых друзей – это другое дело. Хотя...

Хотя я бы не хотел вешаться в кругу Шнобеля. Я бы повесился, а он стал бы критиковать. Что джинсы такие уже сезон не носят, рубашка явно китайская, а ремень из свиной кожи – короче, в таком прикиде вешаться просто неприлично. А потом бы стал еще у зеркала вертеться – все ли у него в порядке со стороны спины? Вешаться надо с...

Вот что я говорил! Начнешь про это думать, так потом и остановиться не можешь! Тьфу.

Я выкинул из головы все висельные мысли, поглядел на своих гостей.

– Рыбу-то ловить умеете? – спросил я их угрюмо.

– Разберемся. – Гобзиков принялся осматривать удочки. – Как-нибудь...

– Как-нибудь так как-нибудь. Двигаем. Тут протока есть неплохая, там клюет. Отдохнем на природе как людеры.

Вообще у меня сегодня другие планы были. Вообще сегодня я должен был вечером идти на балет, а перед балетом надо выдержать душевную паузу и обозрить внутренние пространства. Но балет был уже совсем вечером, на балет я вполне могу успеть. Я сбегал в кладовку, взял пакет с орешками, какой-то еще муры, и очень скоро мы сидели возле протоки с удочками.

Других ребят почему-то не было, хотя клевало сегодня изрядно, я успел подсечь двенадцать гнусных бычков, Гобзиков трех – куда ему тягаться со мной.

Лара бычков не ловила. Сидела, смотрела на воду, грызла орешки, разглядывала весенний мир сквозь фиолетовые стекла. Со стороны леса несло горелой прошлогодней травой, горелая трава – лучший запах на свете, из горелой травы можно хоть духи делать, вернее, одеколон. Мужественный запах.