– А, ну да. Все потому, что ваша жена… она…

Роджер насторожился. Нахмурил брови. Наверняка уловил фальшь.

– Я не пыталась покончить с собой, – торопливо заговорила Белла. – Я знаю: я теперь другая. Я чувствую по-другому, я лучше понимаю, что делается вокруг меня, только я не так хорошо все контролирую. Я думала, буду контролировать, а вот поди ж ты…

– Контроль вы восстановите постепенно, – произнес Роджер. – Вы делаетесь все сильнее, но ваши альтеры борются за выживание.

– Я их не виню, только у меня тоже есть права. Я хочу вернуть детей. Вы не представляете, как это ужасно для матери – жить в разлуке с детьми. Вот я скоро поправлюсь, докажу судье, что я адекватная.

– Салли, я в вас верю. Кроме того, мне известно, что Дерри твердо решила содействовать вам в обретении целостности. Белла тоже не станет чинить препятствий. Понимаю, вам трудно считать Беллу союзницей, ведь из-за нее вы не раз попадали в сложное положение. Однако слияние с Беллой вам необходимо. Нола пестовала мысли о смерти; Беллу переполняет жажда жизни.

– Вовсе я не считаю, что от Беллы одни проблемы. Хотя, по правде говоря, так оно и есть. – Белла закинула ногу на ногу и оправила платье. – Насчет Дерри. По-моему, ей страшно. Она боится наших планов. Ну, в смысле, лечения. То есть сливания. Так ведь оно называется? Сливание. Или слияние?

Несколько секунд Роджер пристально смотрел на Беллу, потом взял блокнот и карандаш, вручил ей со словами:

– Сделайте одолжение, черкните здесь пару слов. Распоряжение на случай провала. Напишите так: «Если что, звонить в Мидтаунскую клинику, доктору Роджеру Эшу». Написали? Дайте-ка взглянуть.

Увидев почерк, отличный от почерка второй Салли, Роджер произнес:

– Вы ведете себя недостойно.

– Как это?

– Белла, где Салли?

Такого Белла не ожидала. Она смутилась и даже потупилась.

– Не знаю. Где-то.

– Могу я с ней поговорить?

– Не сейчас.

– Мне нужно поговорить с Салли, – настаивал Роджер. – Ему известно, что скрывает мрак…

Беллины глаза закрылись, голова свесилась, ладони на коленях расслабились.

– Я должен поговорить с Салли, – повторил Роджер. – Это крайне важно. Салли, выходите на свет.

Белла открыла глаза, облизнула губы.

– Это по-прежнему я, Белла.

– Почему не вышла Салли?

– Салли очень огорчена. Ни с кем не хочет сейчас говорить.

– Ну и когда же она будет готова к разговору?

Белла потянулась, по-кошачьи выгнула спину.

– Понятия не имею. Салли неудобно. Она дел наворотила, вот и стыдится. Говорит, что должна все обдумать. Еще говорит, вы, доктор, можете через меня ей что-нибудь передать. Я теперь вроде Дерри – посредница. Потому что сама Дерри здорово ослабела.

Роджер с минуту раздумывал.

– Ладно, Белла. Я все равно собирался заняться вами всерьез. Я имею в виду сеанс терапии. Раз уж вы пришли вместо Салли, сейчас и начнем.

– Ага, давайте. Я про это как раз думала. Мне очень, очень нужен сеанс. Такой, знаете, конкретный, чтоб до печенок…

– Вас тяготят провалы, Белла?

– Что? Как это? А, ну да. Сильно похоже, как у меня в школе было. Помню, только вырвусь – сразу бегом на Бродвей, к театру. Жду, жду возле входа, когда антракт объявят. В антракте многие выходили на улицу покурить, а когда возвращались – я тоже прошмыгивала в зал. Почти всегда находила свободное место. Мы с девчонками даже словцо придумали – второактинг. Второактингом, значит, занимались. Я все бродвейские пьесы и мюзиклы знала наизусть – но только с середины и до конца. Как там дело завязывалось, мне приходилось придумывать самой. Сейчас я почти так же живу. Появляюсь в середине пьесы – сразу на танцполе или в постели с незнакомым парнем. Одно плохо: ни одну пьесу досмотреть не дают. Ни развязки, ни занавеса, ни аплодисментов.

– То есть вам это не нравится?

– А вам бы понравилось? Думаете, приятно, когда не знаешь, чем все закончилось? Мне, Роджер, всего хочется – и финала, и оваций.

– Как вы посмотрите, Белла, если я вам предложу новую роль? Большую роль. Правда, не главную, зато вы будете на сцене до самого конца спектакля. А спектакль длинный-предлинный – на всю вашу счастливую жизнь.

Белла усмехнулась.

– Ну вы и хитрюга, док. Хотя я всегда подозревала, что вот на этой вот кушетке всякое-разное происходит.

– Я серьезно говорю, Белла. Вы же актриса; вы должны понимать, насколько важно бывает полностью погрузиться в роль, раствориться в своем персонаже. Насколько важно стать совсем другой для успеха всего шоу.

Белла поправила бинты на запястьях.

– Ну да, понимаю. Говорят же, весь мир – театр, а люди – актеры.

– Мне кажется, пора объявить ваш выход.

– Что, и афиши будут?

– Конечно. Только не с вашим именем. Вы – дублерша, Белла. Вы заменяете на сцене приму. Для вас это не в новинку, ведь вы уже играли роль Салли. Теперь вы сольетесь с вашей героиней, которую мы назовем «третья Салли».

Белла не вполне понимала, но почему-то ей хотелось верить Роджеру.

– А танцевать я буду?

– Конечно.

– А партнеры по роли – симпатичные?

– Вы сами их выберете, на свой вкус.

– А вы, Роджер, участвуете в постановке?

– Участвую. Только в качестве режиссера.

– Так вы на сцену не выйдете? Жаль. Я бы лично главную мужскую роль вам отдала. Наверняка вы отличный актер. Здорово было бы стать вашей партнершей.

Роджер улыбнулся, покачал головой.

– Насчет моих актерских способностей вы ошибаетесь, Белла. Но все равно спасибо.

– Ну что, начнем репетировать, Роджер?

– Да. Воспользуемся системой Станиславского. Для начала копнем вашу память. Вы должны вспомнить, когда и при каких обстоятельствах впервые вышли на сцену отдельно от Салли. Мне кажется, для вас важно вновь прожить этот момент. Когда это будет сделано, я помогу вам с ролью третьей Салли. Под гипнозом вы займете ее место, начнете смотреть на мир ее глазами, и в конце концов – так происходит с каждой великой актрисой – вы полностью войдете в роль, растворитесь в своей героине.

– И правда, роль большая, – хихикнула Белла. – Я согласна, только если будут музыка, танцы и секс, а еще пицца и спагетти.

– Внесем эти условия в контракт, Белла.

– Согласна, маэстро. Шоу должно продолжаться.

Роджер взял свою золотую ручку, ввел Беллу в состояние гипноза и велел ей вернуться в тот день, когда она впервые отцепилась от Салли. Сама Белла давно об этом позабыла, но стоило ей оказаться в школьном актовом зале, украшенном рождественскими гирляндами, как память прояснилась.