Миссис Винсент покачала головой и улыбнулась. То была очаровательная улыбка, искренняя улыбка женщины, которая некогда пользовалась большим успехом в обществе и слишком долго была уверена в своей способности вызывать всеобщее восхищение, чтобы нынешние невзгоды смогли ее всерьез обескуражить.

— Задавать мне такие вопросы бесполезно, мистер Одли, — сказала она, — ибо я на редкость невнимательна и беспечна. Я никогда не могла запомнить ни одной мало-мальски важной даты, хотя, видит бог, положила немало сил на то, чтобы внушить своим воспитанницам, сколь важно для них знать, когда начал править Вильгельм Завоеватель и прочее в том же духе, ибо от этого зависит их будущее благополучие. Увы, я не имею даже отдаленного понятия о том, когда мисс Грэхем впервые пришла ко мне. Помню, однако, что было это целую вечность тому назад, в то самое лето, когда я пошила себе платье персикового цвета. Впрочем… Нам с вами наверняка поможет Тонкс.

«Тонкс? Что это — дневник или записная книжка?» — мелькнуло в голове у Роберта Одли.

Между тем миссис Винсент позвонила в колокольчик. В комнату вошла та самая горничная, которая привела сюда молодого адвоката.

— Пожалуйста, пригласите ко мне мисс Тонкс, — сказала миссис Винсент, — она нужна мне по срочному делу.

Не прошло и пяти минут, как на пороге гостиной появилась мисс Тонкс.

Каждая складка ее мрачного шерстяного платья, казалось, источала пронзительный зимний холод. Это была особа неопределенного возраста, и казалось, она никогда не была моложе и никогда не станет старше, но, пестуя и наставляя девиц, изо дня в день будет двигаться взад-вперед в отведенном ей узком пространстве, подобно поршню, заключенному в цилиндр.

— Тонкс, дорогая, — промолвила миссис Винсент, без излишних предисловий приступая к делу, — этот джентльмен — родственник мисс Грэхем. Вы не помните, когда она впервые появилась у нас на Креснт-Виллас?

— В августе 1854 года, — отчеканила мисс Тонкс. — Кажется, это было 18 августа, однако я не уверена, что это было не 17. Но я помню точно: это было во вторник.

— Благодарю вас, Тонкс. Вам просто нет цены! — воскликнула миссис Винсент, одарив мисс Тонкс сладчайшей из своих улыбок.

То была святая правда: услуги мисс Тонкс действительно не имели цены, ибо за последние три-четыре года она не получила за них ни единого пенни. Как знать, быть может, оценив достоинства мисс Тонкс в полной мере, миссис Винсент засомневалась в том, что их вообще можно оплатить, и это сомнение укоренилось в ней столь глубоко, что она оставила все как есть, так и не придя ни к какому решению.

— Может, вам хотелось бы узнать от Тонкс или меня что-нибудь еще? — спросила миссис Винсент, обращаясь к молодому адвокату. — Память у Тонкс блестящая, куда лучше моей.

— Когда мисс Грэхем пришла к вам наниматься на работу, она должна была сообщить вам, откуда она родом. Вы помните, что она вам сказала на этот счет?

— Весьма смутно, — ответила миссис Винсент. — Мисс Грэхем вскользь упомянула о том, что проживала на морском побережье, но где именно… То ли она не сказала, то ли я не запомнила. Тонкс, мисс Грэхем рассказывала вам, откуда она?

— Вот уж нет! — отозвалась мисс Тонкс, сурово поджав губы и многозначительно покачав маленькой головкой. — Мисс Грэхем ничего мне не рассказывала: для этого она была слишком умна. — И, недобро блеснув глазами, мисс Тонкс добавила: — По виду-то она ангел с рождественской открытки, но что-что, а язык за зубами держать умела.

— Вы полагаете, у нее были какие-то тайны? — с волнением спросил Роберт Одли.

— Наверняка. Будь моя воля, я бы никогда не взяла подобную особу в респектабельную школу на должность младшей учительницы. Явилась неизвестно откуда, без всяких рекомендаций…

— Значит, у мисс Грэхем не было при себе никаких документов? — спросил молодой адвокат, обращаясь к миссис Винсент.

— Никаких, — в некотором замешательстве ответила миссис Винсент. — Я не стала заострять на этом внимание. Мисс Грэхем не спросила меня о будущем жалованье, и я не сочла приличным спрашивать ее о каких-то документах. Она сказала, что поссорилась с отцом и хотела бы найти покой и пристанище подальше от тех, кого она знала в своей прошлой жизни. Она сказала, что ей пришлось уже немало перестрадать. Могла ли я после этого требовать от нее какие-то документы, тем более что с первого взгляда было ясно: передо мной настоящая леди? Да-да, Тонкс, мисс Люси Грэхем была настоящей леди, и вы совершенно несправедливы, осуждая меня за то, что я приняла ее на работу без документов.

— Тот, кто заводит себе любимчиков, не должен удивляться, обнаружив, что его предали, — тоном, не допускающим возражений, заметила мисс Тонкс.

— Какая вы, однако, ревнивая, Тонкс! — с упреком отозвалась миссис Винсент. — Я никогда не делала из мисс Грэхем любимицу, я никогда не утверждала, что она — столь же полезный для дела работник, сколь и вы, дорогая. Вам это известно лучше, чем кому-либо.

— Еще бы! — горько усмехнулась мисс Тонкс. — О ее пользе речи действительно никогда не шло: вы ее держали в качестве украшения, показывая гостям и усаживая за пианино, дабы она услаждала слух посетителей своими музыкальными фантазиями.

Роберт Одли понял — особой проницательности тут не требовалось: если мисс Тонкс известно нечто такое, что может нанести ущерб мисс Грэхем, она выложит все начистоту с огромным удовольствием; ревнивое раздражение против пришлой красавицы не утихло в мисс Тонкс до сего дня.

— Может, вам все же известны какие-нибудь случайные подробности, связанные с прошлым мисс Грэхем? — с надеждой спросил молодой адвокат.

— Увы, ничего определенного. Помню только, что время от времени мисс Грэхем жаловалась на то, что с ней обошлись несправедливо, что человеческая низость ввергла ее в бедственное состояние, что она — жертва незаслуженных страданий и все в таком духе. Вот, пожалуй, и все.

Сколь ни скудны были эти сведения, Роберту Одли они сказали о многом, очень многом.

— И еще один вопрос, последний, — сказал молодой адвокат, обращаясь к обеим женщинам. — Осталось ли у вас что-нибудь из вещей мисс Грэхем — книги, безделушки и прочее?

— Не знаю, — ответила миссис Винсент.

— А я знаю, — выступив вперед, резким голосом сказала мисс Тонкс. — Кое-что осталось. Коробка. Она наверху, в моей комнате. Я храню в ней свою старую шляпку. Не будет ли вам угодно взглянуть на коробку? — спросила она, обращаясь к Роберту Одли.

— Разумеется, был бы весьма признателен.

— Тогда я схожу за ней. Она не очень громоздкая.

И прежде чем Роберт успел рассыпаться в словах благодарности, мисс Тонкс повернулась и торопливо покинула гостиную.

«Как безжалостны женщины друг к другу, — подумал Роберт Одли. — Вот и эта интуитивно чувствует, что для той, другой, в моих вопросах кроется смертельная опасность, и радуется, и сама готова претерпеть любые муки, лишь бы, помогая мне, отравить жизнь той, которую возвела в ранг своей врагини!»