* * *

Парус «Алкионы» захлопал вдруг так бурно, что это было слышно даже на «Тамаре». Небо почернело, заклубились тучи. Море, которое вокруг «Тамары» казалось вполне спокойным, взбурлило и вскипело гривастыми волнами у бортов «Алкионы». Кто–то вдруг крикнул, кто–то подхватил, и через минуту кричали все.

Под нацеленным на «Алкиону» конусом черных туч корабль пробкой плясал на волнах, крутясь, вертясь и подскакивая. Зарываясь в волны то носом, то кормой. Порой драккар на несколько мгновений почти полностью скрывался из глаз, и виден был только полосатый парус.

— Это чары! — крикнул кто–то за спиной Асы. — Это чертова магия!

Водоворот крутил «Алкиону» все быстрее и быстрее. Щиты, которые центробежной силой отрывало от бортов, полетели в воздух, словно диски; рванулись направо и налево переломанные весла.

— Рифьте парус! — рявкнул Аса Тъязи. — И за весла! Плывем туда, к ним. Надо спасать!

Однако было уже поздно.

Небо над «Алкионой» сделалось черным, тьму разорвали зигзаги молний, которые оплели драккар словно щупальца медузы. Собравшиеся в фантастические фигуры тучи закрутились в гигантскую воронку. Драккар помчался по кругу с немыслимой быстротой. Мачта переломилась как соломинка, сорванный парус взлетел над гривами волн огромным альбатросом.

— Греби, ребята!

Однако сквозь собственный крик, сквозь оглушительный рев стихии они все–таки услышали вопли людей с «Алкионы». Вопли настолько чудовищные, что волосы встали у них дыбом. У них, старых морских волков, кровавых берсеркеров, моряков, которые многое видели и слышали на своем веку.

Они опустили весла, видя свое полное бессилие. Одурели, перестали даже кричать.

«Алкиона», продолжая вращаться, медленно поднялась над волнами. И поднималась все выше и выше. Они увидели истекающий водой, обросший ракушками и водорослями киль. Увидели черную фигуру, падающее в воду тело. Потом второе. И третье.

— Они прыгают! — заревел Аса Тъязи. — Грести, парни, не прекращать! Что есть сил! Плывем на помощь!

«Алкиона» поднялась еще выше, не меньше чем на сто локтей над бурлящей как кипяток поверхностью моря. И продолжала вращаться. Огромное, истекающее водой, оплетенное огненной паутиной молний веретено невидимая сила затягивала в клубящиеся тучи.

Неожиданно воздух прорезал разрывающий ушные перепонки взрыв. Подгоняемая вперед пятнадцатью парами весел «Тамара» подпрыгнула, словно от таранного удара, и помчалась назад. У Тъязи палуба ушла из–под ног. Он упал, ударившись виском о борт.

Подняться своими силами он не смог, его подняли. Он был оглушен, крутил и тряс головой, качался на ногах, нечленораздельно кричал что–то. Крики экипажа он слышал как из–за стены. С трудом подошел к борту, покачиваясь как пьяный, вцепился пальцами в релинг.

Вихрь утих, волны успокоились. Но небо по–прежнему было черным от клубящихся туч.

От «Алкионы» не осталось и следа.

* * *

— Даже следа не осталось, ярл. Так, обломки такелажа, какие–то обрывки… Больше ничего.

Аса Тъязи умолк, глядя на солнце, исчезающее за лесистыми вершинами Спикерооги. Крах ан Крайт, задумавшись, не торопил его.

— Неизвестно, — заговорил наконец Аса Тъязи, — сколько успели выскочить, прежде чем «Алкиону» втянуло в эту чертову тучу. Однако ж, сколь бы ни выскочили, ни один не выжил. А нам, хотя ж мы ни времени не щадили, ни сил, удалось выловить всего два трупа. Два тела, водой несомые. Всего два.

— Чародейки, — изменившимся голосом спросил ярл, — не было среди них?

— Нет.

Крах ан Крайт долго молчал. Солнце уже совсем ушло за Спикероогу.

— Пропал старый Гутлаф, сын Свена, — снова заговорил Аса Тъязи. — До последней косточки его уже обглодали, видать, крабы на дне Седны. Пропала с концом и магичка… Ярл, люди начинают болтать… Что все это ейная вина. И ейная кара за преступления…

— Дурная болтовня!

— Сгинула, — буркнул Аса, — на Бездне Седны. В том же самом месте, где тогда Паветта и Дани… Вот, понимаешь, совпадение–то какое…

— Это не была случайность, нет, — убежденно сказал Крах ан Крайт. — Ни тогда, ни теперь это наверняка не была случайность.

Глава 10

…Страдания и унижения несчастных, мучения их подчиняются закономерностям природы, оставаясь существенными элементами общего замысла, подобно тому, как и относящееся к этому замыслу счастье угнетателей. Означенная истина должна устранить у тиранов и злодеев все угрызения совести, ведь злодеи, не зная себе предела, слепо совершают любую жестокость, мысль о которой может появиться в их голове, и здесь они следуют советам природы, становясь послушным инструментом проведения в жизнь ее законов.

Подобные тайны природа внушает злодеям, толкая их на совершение преступлений, только в том случае, когда необходимость зла становится очевидной…

Донасьен Альфонс Франсуа де Сад

Грохот открываемых, а затем замыкаемых дверей камеры разбудил младшую из сестер Скарра. Старшая сидела за столом и методично выскребала кашу, присохшую ко дну оловянной миски.

— Ну, что там было, в суде–то, Веда?

Жоанна Сельборн по прозвищу Веда молча уселась на нары, уперев локти в колени и положив голову на руки.

Младшая Скарра зевнула, отрыгнула и громко пустила ветры. Пристроившийся на противоположных нарах Петюх что–то невнятно буркнул и отвернулся. Он был обижен на Веду, на сестер и на весь белый свет.

В обычных тюрьмах по установившейся традиции арестантов разделяли по полу. В армейских же крепостях было иначе. Уже император Фергус вар Эмрейс, вводя специальным декретом равноправие женщин в имперской армии, постановил, что уж ежели эмансипация, так до конца, равноправие должно быть полным и абсолютным, без всяких исключений или поблажек для какого–либо из полов. С того времени в крепостях и цитаделях Империи арестанты сидели вместе.

— Ну, так как? — повторила старшая Скарра. — Выпускают тебя?

— Жди! — горько отозвалась Веда, по–прежнему не поднимая головы от рук. — Считай, повезет, если не повесят. Холера! Выдавала всю правду, ничего не скрывала, то есть почти ничего. А эти сукины дети, когда принялись меня допрашивать, так для начала идиоткой перед всеми выставили, потом оказалось, что я личность, не заслуживающая доверия, и преступный элемент, а под конец вышло мне соучастие в заговоре, ставящем целью низвержение.

— В низ, стало быть, свержение, — покачала головой старшая Скарра, словно понимала, о чем речь. — Ага, ну ежели в низ… то держи жопу шире, Веда.

— Будто я не знаю.

Младшая Скарра потянулась, снова зевнула широко и громко, словно леопардиха соскочила с верхних нар, энергичным пинком отшвырнула мешающий ей табурет Петюха, плюнула рядом с табуретом. Петюх заворчал, но ни на что большее не осмелился.