А я добровольно открыла им дверь.

– Что за возмутительная чушь! – полетел в меня крик прямо с порога. Честно признаюсь, что я не сразу и поняла, кто именно возник передо мной. Просто открыла дверь, а там обнаружилась дама лет около сорока, одетая так, словно нацепила на себя вещи в случайном, хаотическом порядке. Причем как если бы надевала она их не глядя, в темной комнате и на ощупь. Удобные кожаные полусапожки на плоской подошве, отороченные мехом – нормально. Заправленные в них розовые тренировочные штаны с тонкими полосками стразов по бокам – странно. Серо-голубая водолазка – нормально. Дорогущая норковая жилетка поверх нее – очень странно. Огромные, сияющие и усыпанные опять же стразами часы, несколько браслетов на обеих руках, громоздкое колье поверх водолазки, идеально усаженное под вырез жилетки. И темные очки, единственная функция которых в таком темном месте, как наш лестничный холл, могла заключаться в прикрытии синяка.

Однако фингала у дамы не было.

Я искренне оторопела, не зная, как реагировать на ее поведение и крики. Впервые в жизни видела ее, ведь на самом деле из их «хорошей» семьи я лично знала только Машу. Ну, не принято у нас общаться с соседями. Гриша еще знал людей из нашего подъезда, ибо не раз возглавлял их сопротивляющиеся ряды и вел в бой, на уборку территории или посадку деревьев. Но Гуляевы не жили в нашем подъезде.

Дама кричала и размахивала руками, и я боялась, что какая-то часть ее «гирлянды» вдруг свалится с нее и рассыплется на моем пороге. Вдруг это все – какая-нибудь «габанна». Не расплатишься.

– Ира, кто там? – высунулся из комнаты Григорий, в трениках и майке. Только тут я заметила сначала тяжелую, объемную фигуру мужчины в джинсах и куртке, а за ним прижавшуюся к стене Марию Гуляеву. Тут до меня дошло. Я попробовала закрыть дверь, но папа-Гуляев встал в проходе, и мы вернулись к первому пункту – крикам и размахиванию руками. Только теперь уже кричали все.

Гриша кричал:

– Вы как посмели сюда прийти! А ну пошли вон отсюда! Ирка, ты зачем им дверь открыла, а если они все – убийцы и маньяки?

Папаша Гуляев кричал:

– Я тебя засужу! Сам ты маньяк. Ты мне ответишь за все, ты мне все компенсируешь, козел. Устрою тридцать седьмой год!

Мамаша Гуляева кричала:

– Да на вас что, управы нет? Откуда вы решили, что можете на людей клеветать? Да я вам дом спалю, если вы заявление не заберете! Да как вы можете обвинять нашего Владика! Ваша проститутка сама крутилась вокруг него, поганой метлой не отгонишь! Где она? Где эта малолетняя дрянь?

Алевтина Ильинична кричала:

– Караул, убивают! Вся семья – преступники. Люди добрые, помогите!

Из соседних дверей потихонечку начали появляться любопытствующие. Наш коридор был длинным, глухим, слышимость отличная. Скандал, как хорошее шоу, манил и привлекал даже тех, кто уже лег спать. Ради такого и встанешь, особенно если помнить о том, как замысловато выглядела мамаша Гуляева. Мне было интересно, она все-таки оделась так от паники? Можно понять, все-таки полиция арестовала ее сына. А с другой стороны, вдруг она выглядит так всегда, и это такой стиль… м-м-м… эклектика. Или, как сейчас модно говорить, фьюжн. Может ли быть, чтобы она оделась так в театр, куда любит ходить?

Мои мысли скакали с одной нелепой темы на другую. Видимо, сказалось напряжение последних двух дней, и мое сознание отторгало всю остальную информацию и концентрировалось на какой-то форменной ерунде. И только когда я вдруг осознала, что до мордобоя между моим мужем и папашей Гуляевым остается какая-то жалкая пара оскорблений, я выпрыгнула вперед и крикнула звонким голосом:

– Может быть, вы перестанете орать, и мы обсудим все, как взрослые люди? Или мне вызвать полицию?

Странным образом это подействовало на обе стороны. Гриша разжал кулаки и сделал шаг назад, в глубь квартиры. Папаша Гуляев перестал нервно сглатывать слюну и выпячивать вперед свою массивную грудь, неразрывно связанную с не менее массивным животом.

– Я не хочу пускать этих проходимцев в дом, – буркнул Гриша, но я только закатила глаза.

– Конечно, давай соберем круглый стол прямо здесь. Заодно давай уж зови всех с пятого и седьмого этажей, а то они обидятся, что их не позвали.

Григорий внял. В конце концов, эти «проходимцы» просто так все равно не уйдут. Объяснить им, чтобы они шли и сушили сухари для своего чада, нужно и важно. А если они вдруг и учудят чего-то в нашем доме, сами же потом и поплатятся. Если бы они хотели крови, то уже нанесли бы первый удар.

Через некоторое время и определенное количество криков мы все же расселись вокруг нашего кухонного стола. Варю мы не допустили до этого мерзкого разговора, велели сидеть в комнате и не высовываться. В остальном – картина маслом по бутерброду. Все сидят и насупленно молчат. Тишина. Чайник закипел и отключился, но не хватало еще «этим» чаю предлагать. Первым заговорил папаша Гуляев.

– Он никого не насиловал. Ваша дочь все это придумала, чтобы отомстить ему за то, что он не стал с нею встречаться, – сказал он на удивление спокойным тоном.

– Это не так, – покачала головой я.

– Мой сын сказал, что все так и было, – взвизгнула мамаша Гуляева.

– Ваш сын соврал вам. У нас есть экспертиза, – аккуратно уточнила я.

– Я не знаю, кого вы подкупили, чтобы все это сфабриковать, но наш сын – очень приличный мальчик. У него есть девушка, она учится вместе с ним. Оля, он ее очень любит.

– Только вот моей дочери он забыл об этом сказать, – заметила я, а Гришины скулы снова зашлись в нервическом танце.

– Чего вы хотите от нас? – в голосе мамаши Гуляевой сквозило возмущение.

– Мы хотим справедливости, – зло бросил Григорий. – И все. А если она вас не устраивает, это ваши проблемы.

– Какой справедливости? Да он и пальцем ее не трогал! – всплеснула руками Гуляева. Я бросила короткий взгляд на красную как вареный рак Машу, которая сидела на табуретке около стены и, кажется, пыталась вжаться в нее и раствориться, слиться с обоями.

– Ну, ты-то все знаешь, Маша, да? – спросила я. – Чего ж ты родителям не расскажешь, как он встречал Варю у школы? Как на дачу возил?

– На дачу? – побледнела Гуляева. Маша сжалась, согнулась и втянула голову в плечи. Снова повисла пауза. Затем Гуляев тихо сказал:

– Этого вы не докажете. Мы опротестуем вашу экспертизу. Мы опозорим вашу семью так, что вам придется отсюда уезжать. Лучше отзовите заявление.

– Смотри, Ира, как они заговорили. Теперь хоть видно яблоню. Деньги, конечно, многое значат, – сказал Гриша на удивление спокойно. – И могут многое купить.

– Да, именно, – кивнул Гуляев. – Лучше заберите ваше нелепое заявление.

Гриша молча посмотрел отцу Владислава в глаза долгим, изучающим взглядом, как смотрят на лабораторных крыс в больших железных клетках – с чисто профессиональным интересом. Затем встал и вышел в коридор. Гуляев-старший с опаской посмотрел ему вслед. Через секунду Гриша вернулся и громко, с хлопком плюхнул на стол перед отцом Владислава Гуляева бумажку. Тот отшатнулся и посмотрел на бумажку с брезгливостью.