Готовность африканцев участвовать в работорговле – вот что позволяло последней процветать. Африканцы доставляли своих собратьев и передавали их в руки алчных европейцев, которые обращали тех в рабство – из-за комаров европейцы не могли заниматься захватом рабов сами. Комары не давали европейцам похищать африканцев на их родине, в Африке. Без африканских рабов меркантилистская плантаторская экономика Нового Света рухнула бы, хинин не открыли бы, а Африка осталась бы африканцам. Весь Колумбов обмен пошел бы иным путем, а возможно, не произошел бы вовсе.

Но португальцы, а затем испанцы, англичане, французы, голландцы и другие европейцы сумели выгодно оседлать существующую в глубинах Африки культуру рабства, основой которой были пленники, захваченные во время войн. Африканцы стали продавать своих пленников португальцам – так возникла мелкая локализованная работорговля.

Европейцы использовали вражду и раздоры между африканскими народами и постепенно организовали совершенно иную форму рабства, превратив рабов в коммерческий экспортный товар. Африканские вожди и монархи начали совершать набеги не только на традиционных врагов, но и на союзников, с единственной целью: захват рабов и последующая их продажа европейским рабовладельцам, ожидавшим на побережье. Поняв потребности европейцев, африканцы охотно поставляли им африканских рабов. Насилие и набеги продолжали разрастаться и постепенно охватили внутренние районы побережий, которые носили название своих основных товаров – Берег Рабов, Золотой берег, Берег Слоновой кости.

Открытие Америки, почти полное вымирание коренных народов от европейских болезней и желание перенести и распространить португальскую систему сахарных плантаций Мадейры на другие культуры – все это стимулировало трансатлантическую африканскую работорговлю. Шлюзы открылись, и комары ринулись по течению творить историю. И в этом им помогали торговые ветры, дующие из Африки в Америку. Колумб предоставил Испании честь первой доставить в Америку африканских рабов, чужеземных комаров и малярию. Хотя поначалу поток рабов был слабым, но по мере вымирания местного населения он превратился в бурную и широкую реку торговли живым товаром.

Испанские колонии становились все более прибыльными, появление новой рабочей силы позволяло получать больше сырья, а это приносило больше денег. Африканский генетический иммунитет и способность противостоять малярии, желтой лихорадке, денге и другим болезням, переносимым москитами, делали чернокожих рабов более эффективными. Там, где другие умирали, они выживали. Африканцы жили, чтобы приносить прибыль, и сами становились прибыльным товаром.

А вот первые европейские поселенцы играли с комарами в русскую рулетку. Комары несли малярию и желтую лихорадку всем без разбора. Люди делали ставки в игре жизни. Тем не менее, несмотря на опасность и высокую смертность европейских плантаторов и надсмотрщиков от переносимых комарами болезней, прибыли были настолько велики, что плантаторско-рабовладельческая экономика Америки развивалась поразительными темпами.

Стремительное развитие африканского рабства в конце XVII – начале XVIII веков было непосредственно связано с комарами.

Африканские рабы успешно противостояли болезням и стали ценнейшим товаром благодаря своей генетической защите. Длительная наследственная эволюция африканцев формировалась Африкой и африканской средой. Мать-природа никогда не намеревалась осуществлять Колумбов обмен и перемещать в Америку африканцев, комаров и их болезни. В этом смысле африканцы и элементы их естественной среды были завезены в Америку как единое целое, неразрывно спаянное воедино. Какая жестокая ирония судьбы – те качества, которые выработались у африканцев в результате естественного отбора и которые защищали их от болезней, переносимых москитами, одновременно и способствовали их выживанию, и стали причиной их порабощения.

Во времена Колумбова обмена африканцы принесли в Новый Свет сложные отношения между человеком, комаром и болезнями, сформировавшиеся в процессе эволюции. Когда из Африки в Новый Свет пришли сахарный тростник, какао и кофе, цикл переноса африканской экосистемы в Америку окончательно завершился. «Только после того, как сложилась торговля африканскими рабами, среда болезней британского американского Нового Света стала напоминать среду тропической Западной Африки, – пишут профессора Роберт Макгуайр и Филипп Коэльо. – Изменившаяся среда сделала американский Юг рассадником болезней, а тропики Нового Света – кладбищем для европейцев». Американским комарам понравился их новый дом. Хотя он находился на другом конце света, он ничем не отличался от того, который они покинули. Местные комары быстро приспособились к новому окружению. Африку пересадили в Америку целиком и полностью, с круглогодичной малярией, лихорадкой денге и желтой лихорадкой.

Карл Маркс сурово критиковал ранний колониальный капитализм в 1848 году. Он писал: «Вы, может быть, полагаете, господа, что производство кофе и сахара является природным призванием Вест-Индии. Двести лет тому назад природа, которой нет никакого дела до торговли, совсем не выращивала там ни кофейных деревьев, ни сахарного тростника». Несмотря на упоминания об естественном мироустройстве и отвращение Маркса к буржуазии, основой насильного перемещения и капиталистической системы в целом по-прежнему оставались африканские рабы. Потребность в кофе и сахаре (а также в патоке, которая использовалась для дистилляции рома) росла, а вместе с ней рос и импорт африканских невольников. Кофе был приятным дополнением к сахару, и никакой конкуренции между плантациями не возникало.

К 1820 году португальская колония в Бразилии завозила 45 тысяч рабов в год. Прибыль от кофе и сахара составляла от 400 до 500 процентов от начальных вложений. В тот период на сахар и кофе приходилось 70 процентов экономики Бразилии. Неудивительно, что эта страна стала основным местом приема африканских рабов – на нее приходилось 40 процентов (5–6 миллионов человек) всей трансатлантической работорговли. К концу XVIII века кофе выращивали во всех подходящих регионах Западного полушария – от португальской Бразилии и английской Ямайки до испанской Кубы, Коста-Рики и Венесуэлы и французских Мартиники и Гаити.

Чтобы развивать европейскую меркантилистскую экономику, то есть колониальные плантации кофе, сахарного тростника, табака и какао, в Америку живыми были доставлены более 15 миллионов африканцев. Все они работали на плантациях и горнодобывающих предприятиях Западного полушария. Еще десять миллионов погибло при транспортировке от места захвата до порта назначения в Новом Свете. Пять миллионов африканцев переправляли через Сахару на рынки рабов в Каире, Дамаске, Багдаде и Стамбуле.

В целом из Западной Центральной Африки было депортировано около 30 миллионов человек. А в американских колониях африканские рабы, рост богатства плантаторов и укрепление имперской власти были неразрывно связаны с комарами. Путешествия Колумба и его лихих конкистадоров позволили Испании заложить основу капиталистических возможностей в Америке.

Поскольку Испания была первой, болезнь быстро сформировала могущественную испанскую заморскую империю. К 1600 году испанские поселения и плантации тянулись по всей Южной и Центральной Америке, находились на Карибских островах и располагались на юге Соединенных Штатов. Испанский империализм имел два преимущества перед другими европейскими государствами. Во-первых, у некоторых испанцев, особенно с южного побережья, имелся генетический иммунитет к малярии vivax благодаря фавизму и талассемии. Во-вторых, испанцы были первыми – и они первыми приспособились к малярии и желтой лихорадке Нового Света.