В окнах барака и на ферме явно горел электрический свет!

— Ого! — усмехнулся Максим. — У них тут и генератор. Неплохо устроились.

— Ну да. — Приложив ладонь козырьком ко лбу, Петрович пристально осматривал постройки. — Если их тут всего двое, как же без автоматизации с коровами-то управиться? Чай, не одну и не две держат. Десяток, а то и более.

— Это сколько же горючего для генератора нужно!

— А во-он, за банькой, бочка. Раз в год, видать, завозят трактором, там, через Трехозерье, дорога лесная есть.

Тихомиров оглядел всех и улыбнулся:

— Ну, тогда что ж? Пойдем? Посмотрим, что это за Божий уголок.

Обнявшись на прощанье с Мариной и Лешкой, беглецы медленно пошли по склону холма вниз — спешить после довольно-таки утомительного пути больше не хотелось, да и лыжи были не беговые — широкие, охотничьи.

По пути несколько раз оборачивались — провожатые все еще стояли на вершине холма и махали руками.

— Хорошая девушка эта Марина, — нагнав Макса, негромко промолвил Григорий Петрович. — И охотница, и работящая, и… Сразу видать, из деревни.

Тихомиров лишь улыбнулся, ничего вслух не сказав. Пускай будет из деревни, какая разница?

Уже послышался заливистый собачий лай — из будок выскакивали посаженные на цепь собаки вполне добродушного вида. И лаяли они не остервенело, а так, для порядку.

— Хороший, хороший… — проходя мимо одного из псов, улыбнулся инженер. — Служишь, кости не зря грызешь.

Они уже успели снять лыжи, когда на крыльце наконец появился хозяин — невысокого роста заросший рыжеватой бородой мужичок в старых залатанных джинсах и свитере. Оглядев гостей, неожиданно улыбнулся:

— Здравствуйте, добрые люди. Охотники? Или так — туристы?

— Да как вам сказать…

— Давайте-ка не стойте — заходите в дом.

Фермер, видать, только что растопил печь — слышно было, как за чугунной дверцей весело потрескивали дрова. Напротив печи, у окна, стоял обеденный стол, за ним — шкаф и полка для посуды и снеди.

— Садитесь, добрые люди. — Мужичок приветливо кивнул на скамейки. — Сейчас чайку попьем.

Ах как славно было вот так сидеть, в тепле, за накрытым столом, и никуда не нужно было идти, и можно было спокойно вытянуть ноги…

За чайком-то гости и сказали все, что хотели сказать, вызвав у фермера весьма неоднозначную реакцию.

— В работники, значит, хотите наняться? — Мужичок озадаченно почесал бороду. — Так это вам с хозяином говорить надо.

— А вы что, не хозяин?

— Нет. Я сам в работниках.

Мужичок прищурился и, закурив «Беломор», бросил пачку на стол:

— Угощайтесь.

— Спасибо… А хозяин-то когда явится?

— А черт его знает! — Работник неожиданно расхохотался. — Я его с лета не видел. Как уехал в июле в Трехозерье, так с тех пор и носу не показывал… Такое с ним бывает. Он ведь такой человек, своеобразный, может запросто куда-нибудь рвануть — в Питере квартира, дружки в Москве, да и у финнов… В общем, есть куда податься.

— А ферма как же?

— А что ему ферма? Так, блажь… Но весной объявится, тут уж и думать нечего. Вообще-то и перед Новым годом должен был заглянуть, да, видать, не сложилось что-то. Слушайте, вы не знаете, что там с ретранслятором случилось? Что-то никак радио не настрою, о телевизоре уже и не говорю.

— Не знаем. — Максим отхлебнул ароматного чайку из большой щербатой чашки. — А вы, значит, с лета тут безвылазно живете?

— Ну да. В мае еще как-то выбирался в поселок за продуктами, ну а летом хозяин всего привез, живи — не хочу. Муки вдосталь — хлеб пеку, консервы имеются, сало, да, вон, грибов по осени насушил, на охоту-рыбалку хожу — места здесь богатые, чего еще надо? Даже водки ящик имеется, я уж, грешным делом, на Новый год бутылочку выпил… А остальное — держу.

— А как вас зовут-то?

— Александром Иванычем… но лучше зовите Саньком… и коли уж вы тоже в работники, то давайте дальше на «ты», ладно?

— Так, Алек… Санек, хозяину твоему работники-то нужны? Не зря мы сюда явились?

— Конечно, нужны, говорю же! Он всегда по весне нанимает — летом тут работы много. Конюшню вот задумали строить, бревна лежат пока, надо б ошкурить. Да вы не думайте, я тут у хозяев заместо управляющего — могу и сам кого хошь нанять. Только… зарплата если устроит…

— А сколько?

— Ну… — Санек задумчиво поднял глаза к потолку. — За сезон — полсотни плюс наша кормежка.

— Пятьдесят тысяч?!

— Но сезон тут с мая по ноябрь. И работать придется много. А вам — так еще и бревна шкурить, хоть вот прямо сейчас…

Максим дернулся, и управляющий снова расхохотался:

— Сиди, сиди, мил человек, не убежит она, работа-то, успеем… Значит, с оплатой вы, как я понимаю, согласны?

* * *

И вот с того времени, а был уже конец февраля, беглецы и поселились на ферме. Максим с Олесей заняли дальнюю комнату, сдвинув вместе два топчана, Петрович и Санек спали в проходной, так сказать в гостиной, с двумя старыми креслами, сервантом образца конца пятидесятых годов и телевизором. Работали каждый день с раннего утра — доили коров, убирали навоз в коровнике и свинарне, шкурили бревна. Вечера, правда, все были свободны — Тихомиров все-таки уговорил управляющего поберечь горючее и генератор. Верней, попытался.

— Да чего его беречь-то? — смеялся Санек. — У нас этих генераторов вон, в сенях, аж три штуки! Да еще и на чердаке один — запасной. Они и от газового баллона работать могут.

— Так баллоны-то…

— Баллонов хватит. А летом хозяин еще привезет.

Как выяснилось уже довольно скоро, помощник фермера вообще не представлял, что сейчас делается в мире, точнее сказать — в районе и в городе. Жил себе на ферме безвылазно, выбираясь лишь в лес, за грибами да на охоту, да и вообще — похоже, что сознательно избегал населенных мест. Максим в конце концов выяснил почему: Санек-то оказался судимым, мало того, еще и в розыске — так что не резон ему было светиться. Да он о своем житье-бытье и не жалел — всего было в жизни много: и на зоне приходилось чалиться, и бомжевать, один раз даже угодил в рабство к каким-то восточным купцам — шить на заброшенном складе куртки.

В общем, к людям Санька не тянуло и окружающий мир был ему интересен лишь в смысле продуктов и выпивки. Про ящик водки он, конечно, наврал — нет, ящик-то, наверное, и был, только вылакал Санек не одну бутылочку, а весь запас. И даже как-то признался, что пытался перед Новым годом выбраться за водкой в Трехозерье, да не смог, «леший закрутил» — проходил шесть часов кругами, едва не заблудился, да, плюнув, еле вышел на ферму. С тех пор и не ходил больше.