Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Когда ты приехал, дорогой? – На лице женщины читалось неподдельное недоумение. – Бретт забрал тебя из аэропорта?
– Мы приехали на машине. Выехали очень рано. Прибыли с полчаса назад. – Чопорная манера Тодда и несвойственная ему холодность заставили Софи напрячься.
– На машине! – Блондинка закатила глаза, как будто ничего более странного в жизни не слышала. – В такое время года. Вы, наверное, выехали ни свет ни заря. – Она изящно содрогнулась. – Ну, только не говори об этом отцу, иначе разговорам конца не будет, – сказала она, поджав губы, на которые Софи вот уже минуту изо всех сил старалась не пялиться. В них было что-то не совсем правильное, но она не могла точно определить, что именно. Как будто они принадлежали другому человеку.
Блондинка заметно встряхнулась, как будто внезапно заметила Софи, стоящую позади Тодда.
– А это кто? – спросила она, став вдруг воплощением лукавства и обаяния.
Отступив в сторону, Тодд попытался успокоить Софи, приобняв ее за плечи.
– Мама, это моя подруга Софи. Софи, это моя мама, Селин.
– Мама! – От неподдельного удивления Софи открыла рот и вытаращила глаза. Эта потрясающая женщина с изумительной фигурой, в небрежно завязанном саронге поверх бикини, с солнечными очками Jackie O, примостившимися на ее белокурых волосах, была совсем не похожа на матрону в духе Нэнси Рейган, которую нарисовало ей воображение. – Нет! Вы выглядите слишком молодо! Боже мой, я думала, вы кузина или что-то в этом роде. Не можете же вы…
С ослепительной улыбкой мать Тодда повернулась к ней.
– А вот ты вполне можешь стать моей новой лучшей подругой. Ты говоришь такие очаровательные комплименты. И ты англичанка. Какой чудный акцент! Откуда ты?
– Из Лондона.
– Обожаю Лондон. Мы всегда останавливаемся в «Савое». Знаешь «Савой»?
Софи ошеломленно кивнула, недоумевая, что означает это «Знаешь «Савой», – в смысле ты там останавливалась или ты о нем слышала?
– Старомодный, но такой английский. Изумительно. Отец Тодда вечно хочет поселиться в «Марриотт», потому что он старый друг Билла. Билла Марриотта. – Она сделала паузу, чтобы перевести дух, а потом добавила: – И ты подруга Тодда? – Приподняв бровь и знойно понизив голос, она словно намекала на тысячу других вопросов.
– Мы коллеги, мама. А Софи собиралась провести каникулы одна, – отрезал Тодд, не ответив на вопрос.
– О… – Теперь в тоне блондинки звучало ледяное безразличие. – Так ты тоже работаешь в том журнальчике? На окладе?
Софи кивнула. Блондинка поджала странные губы, усиленно смахивая невидимую пылинку со своего саронга, потом фыркнула:
– А вот Тодду даже необязательно там работать. Я думаю, он делает это, чтобы досадить своему отцу. Что, я полагаю, вполне веская причина.
Тодд промолчал, но, судя по выражению его лица, подобное мнение высказывалось не в первый раз.
– Наверное, все наше поколение таково, – сказала Софи с понимающей улыбкой, игнорируя слегка сварливый тон Селин. – Мой отец говорит то же самое.
– Вот как? – Селин, казалось, смягчилась от быстрого кивка Софи, и Тодд одарил ее благодарной улыбкой. – Тогда, наверное, это фаза развития. Надеюсь, он ее перерастет. А теперь обустраивайся, чувствуй себя как дома. Покажи тут все нашей гостье, Тодд. А ты, Софи, если у тебя есть какие-либо особые пожелания к меню, сообщи шеф-повару. Сегодня вечером мы ужинаем в малой столовой. Только члены семьи, остальные гости прилетят завтра. И тогда у нас будет полный дом. На банкете в субботу вечером – вечернее платье. Тодд, ты привез с собой смокинг?
– Конечно.
Из ниоткуда появилась маленькая филиппинка и стала терпеливо ждать, когда Селин обратит на нее внимание.
– А, это моя экономка, Махалия. Если тебе что-нибудь понадобится, Махалия все уладит.
Глаза филиппинки радостно загорелись.
– Добро пожаловать, мистер Тодд.
– Привет, Ма, как дела? – Тодд крепко обнял крошечную женщину и легко оторвал от пола, ее строгое лицо расслабилось, и она захихикала.
– Тодд! Право же! – Софи с облегчением заметила, что Селин укоряет сына только на словах. – Ну правда, вечно он озорничает. От всех остальных Махалия требует строгой дисциплины. Ума не приложу, за что она его так любит.
Махалия хихикнула, а когда Тодд опустил ее на землю, ущипнула его за щеку.
– Он такой красивый, Си. Шеф-повар послал сказать, что хочет, чтобы ты попробовала карпаччо из говядины, а еще тебе нужно решить, какой хрусталь выставлять на завтра. «Лалик» или «Баккара»? – Миниатюрная женщина уперла руки в бока. – Мне нужно принять решение сегодня, миледи.
– Я думала о «Сваровски».
– Ох, нет! – взвизгнула Махалия и замахала на нее обеими руками. – Слишком пошло. Ни на что не годится.
– Она тут всем командует, – сказала Селина. – И я жить без нее не могу. Увидимся позже.
И они ушли: белокурая голова Селин клонилась к темной головке филиппинки, беседуя о хрустале к ужину.
Тодд посмотрел им вслед с задумчивой улыбкой.
– Вот они, ротвейлер и пекинес. А ведь знаешь, они лучшие подруги.
– Вот как?
– Да, когда дома никого нет, мама все время проводит на кухне с Махалией, сплетничает, пьет кофе и смотрит повторы «Девочек Гилмора» и «Ривердейла». Сама она в таком никогда не признается, и если бы услышала, что я это сказал, то отрезала бы мне язык.
– Это так мило, хотя звучит знакомо.
Софи подумала о своих родителях и о том, как они познакомились. Повесть о том, как ее отец искал убежища на кухне, путаясь под ногами у своей новой экономки в Фелстон-холле после того, как его бывшая жена отказалась освободить дом, был одним из любимых рассказов Софи.
– Хм, «мило» – не то слово, которое ассоциируется у меня с матерью.
– Она такая гламурная.
Софи разгладила свое льняное платье, беспокоясь, вдруг оно чересчур уж повседневное. Даже в саронге Селин выглядела на миллион долларов. А Тодд подергал складку этого самого платья, наброшенного поверх купальника.
– Не беспокойся. Ты всегда выглядишь роскошно. Пойдем, покажу тебе дом.
– Хочешь искупаться? – спросил Тодд.
– Не уверена, что решусь, – ответила Софи, оглядывая пространство вокруг бассейна, последнюю остановку в «гранд-туре», который был поистине грандиозным. – Здесь так… тихо. – Она едва не сказала «идеально».
Деревянный настил окружал длинный прямоугольный бассейн, выложенный темно-синей плиткой, в которой сверкали волны мерцающей мозаики. Шезлонги из выбеленного ротанга с бело-синими подушками были выставлены на одну высоту и расположены попарно по обе стороны маленького столика, между каждой парой – по зонту в тон. Свернутые в рулон темно-синие полотенца лежали ровно на двух третях каждого шезлонга, а на каждом столике стоял маленький горшочек с ярко-красной геранью.