– Кембридж? – переспросил Сандерленд, и в голосе его послышалось нескрываемое одобрение. – Что ж, это впечатляет. И еще – вы носите обручальное кольцо, у вас есть титул, но вы никогда не говорите о муже. Вы ведь вдова?

– Да. Родди не стало девять лет назад.

– Прошу прощения. Но вы прожили богатую событиями жизнь. Вы просто эксперт в деле выуживания разного рода сведений. Никак не могу разобраться: то ли это врожденный талант, то ли приобретенный с годами опыт.

– Может, и то и другое?

– Любопытно, – ответил полисмен. – К тому же вы много путешествовали. Вы как-то упомянули о том, что некоторое время прожили в Индии. И не как супруга какого-нибудь раджи. Вы разбираетесь в тамошней культуре. Имеете представление о восточных вероучениях.

– Вы неплохо потрудились, инспектор. Все верно – я вышла за своего университетского приятеля, и на нашу с ним долю выпало немало приключений в разных частях мира. А когда я взяла на службу Фло, нам троим досталось еще больше. Родди убили в Шанхае. Мы вынуждены были спасаться бегством. Потом вернулись в Англию. Но и в Лондоне нашу жизнь спокойной назвать было трудно. Вот мы и решили поселиться в Литтлтон-Коттерелле.

– Что касается пресловутых «приключений», – продолжал инспектор Сандерленд. – Как вышло, что дочь высокопоставленного государственного чиновника оказалась втянутой в смертельно опасные игры в Шанхае?

– Потерпите немного, инспектор. Не могу же я вот так выложить вам всю свою биографию, как в дешевом бульварном романе. Вы должны набраться терпения и выслушать все по порядку.

– Очень хорошо, леди. А вы, мисс Армстронг? Откуда вы родом?

Тут нас прервало появление дворецкого, и пока леди Хардкасл просила его принести кофейник и несколько кусочков торта, внимание инспектора было сосредоточено на моей особе.

– Я слушаю, слушаю, – продолжил он.

– Э-э-э… – раздумывала я, с чего начать. – М-м-м… Должна сказать, что вопрос довольно непростой.

– У меня всего пара вопросов, – сказал Сандерленд. – Я хотел было побеседовать сегодня после обеда с ударником ансамбля, но, думаю, он все равно никуда не денется.

– Ну… Родилась-то я в Кардиффе, но росла в самых разных городах, – начала я свой рассказ.

– Только не говорите, что ваш отец был циркачом, – слегка иронично улыбнулся мой собеседник.

Вскинув брови, я сердито взглянула на него.

– Так он не был циркачом? – допытывался инспектор. – Или все-таки был?

– Цирковая труппа «Великий Кольтелло». Он метал ножи. Так что я и в самом деле росла в цирке, но потом моя бабушка заболела, и родители переехали в Абердэр – родной город мамы.

– Ваш отец был итальянцем?

– Нет, его звали Джо Армстронг. Из Карлайла. «Il coltello» по-итальянски означает «нож».

В глазах полицейского замелькали огоньки сомнения. Казалось, он не верит тому, что только что услышал.

– Этим, видимо, и объясняется отсутствие у вас особого пиетета к утонченным манерам, – заключил он. – А как вы…

В этот момент раздался стук в дверь, и в столовую вошел Дженкинс с подносом.

– Сделаем перерыв, – объявил инспектор Сандерленд. – Кстати, а не пора ли поговорить с мистером Мэлоуни? Сходите за ним, ладно? А я пока наполню вашу чашку.

* * *

Айвора Мэлоуни по прозвищу Скинз я нашла за дверью зала. Он, сидя спиной к дому, созерцал поля и долину реки Северн. Я вежливо кашлянула.

– Мистер Мэлоуни?

Повернувшись, музыкант улыбнулся.

– Называй меня Скинзом, милочка, все меня так называют. А тебя как звать?

– Армстронг, сэр, – ответила я.

– И мама тоже так тебя называла?

– Да, но только если я опаздывала к ужину, сэр. Впрочем, речь не об этом. Инспектор Сандерленд хотел бы побеседовать с вами.

– Хоть сию минуту, дорогуша. Веди меня к нему.

Когда Скинз поднялся, я не без удивления убедилась, что он ненамного выше меня. И такой же худой.

– Нет, серьезно, как тебя звать, если не по фамилии? – продолжил он допытываться.

Я миновала дверь в бальный зал, и Мэлоуни Скинз послушно направился за мной к столовой.

– Если совсем уж серьезно, мистер Скинз, то меня зовут Армстронг, – заявила я.

Ударник оркестра хмыкнул.

– «Мистер Скинз!» Ну-ну! Чудная ты.

– Мне об этом уже говорили, сэр. А имя мое – Флоренс. Мать зовет меня Флосси, друзья – Фло, ну а вы… Придет время, и я решу, как быть с вами.

– Что ж, вполне справедливо, мисс Армстронг. Буду с нетерпением ждать вашего решения. Об одном тебя умоляю – не называй меня «сэром». Я не начальство. Разве что над своими барабанами – вот над ними я царь и бог.

Я улыбнулась в ответ, и мы двинулись дальше.

– Домишко ничего себе, – высказался Айвор Скинз по поводу обшитого дубовыми панелями коридора. – Должно быть, неплохо здесь работается.

– Мне вся прислуга так и говорит, сэр. Но дело в том, что я лично здесь не работаю.

– Ах да, верно, – спохватился Скинз. – Но ты в этих шмотках разгуливаешь здесь вовсю, да еще, смотрю, и на побегушках у этого инспектора. Тут что же, у всех полицейских личная горничная?

– Что-то вроде этого, сэр, – невозмутимо ответила я, открывая дверь столовой. – Леди Хардкасл, инспектор Сандерленд – это мистер Мэлоуни.

Жестом я пригласила музыканта войти, что тут же вызвало на его лице усмешку.

– Зовите меня Скинз, начальник, – чуть ли не с порога объявил он, протягивая инспектору руку. – Все меня так зовут.

Взмахом руки ударник поприветствовал сидевших за столом.

– Леди, – с почтительностью произнес он затем и, не дожидаясь приглашения, уселся. Я тоже заняла скромное место в уголке.

– Спасибо, что согласились встретиться со мной, мистер Мэлоуни, – поблагодарил пришедшего инспектор Сандерленд, придвигая кресло и усаживаясь. – И кстати, примите искренние соболезнования по поводу смерти вашего друга. Вы ведь дружили с мистером Холлоуэем?

– Можно сказать, что да, инспектор, – кивнул Скинз. – Вместе мы проработали… сколько? Ну, наверное… Даже не знаю, года три… Мы все время в разъездах. А человека всегда быстрее узнаешь в турне.

– Да-да, вы правы, сэр. А что вы можете сказать про остальных музыкантов? С ними у вас тоже сложились дружеские отношения?

– И с ними тоже, начальник, и с ними. Ближе всех мне Барти. И еще Роллз, он, сдается мне, хорошо управляется с делами. Неплохо, во всяком случае.

– А мисс Монтгомери? – поинтересовался полицейский.

– Странная она. Но поет точно соловей, поверьте.

– Странная, сэр?