Мне катастрофически не хватало командиров. Я позвонил в управление кадров армии и попросил трех генералов в качестве моих заместителей. Они должны были организовать большое количество опорных пунктов и небольших подразделений быстрого реагирования для экстренных ситуаций. Мне не выделили ни одного. Даже в своем окружении я никого не находил вплоть до того дня, когда подумал о подполковнике фон Аулоке, адъютанте предыдущего командующего в секторе «Франция Северо-Запад». Я спросил его, может ли и хочет ли он взять на себя оборону северо–западной части Парижа. Он согласился и получил приказ создать отряд из мобильных подразделений ПВО и отступающих с фронта солдат, который, даже при недостаточном количестве транспортных средств, должен был перехватить противника на дальних подступах к линии обороны и не допустить его в Париж. Для облегчения его задачи я внес представление на производство его в полковники. Соответствующие службы отклонили это представление, тогда Гитлер лично произвел его в генерал-майоры.

В самом городе мобильные группы немедленного реагирования формировались с привлечением персонала тыловых учреждений и частей. Здесь мне пригодился опыт, приобретенный на Восточном фронте. Как всегда бывает во всех подобных структурах, штаты парижских учреждений были чрезвычайно раздуты. Мне пришлось забрать оттуда самых молодых служащих, тем более что объем работы уменьшался с каждым днем. Командиры подбирались из числа офицеров резерва. Из вооружения имелось лишь некоторое количество легких пулеметов. Легко себе представить, насколько высоким был боевой дух личного состава подобных «боевых» подразделений, расслабившегося за проведенные в Париже годы. В качестве дополнительной меры с первых же дней были установлены посты на всех вокзалах и всех выездах из города, чтобы останавливать солдат, направляющихся на фронт, и тех, кто пытался уехать в обратном направлении. Их также собирали в отряды быстрого реагирования, численность которых росла и порой превышала тысячу человек. Однако им не хватало того, что создает воинскую часть, сплачивает ее в одно целое: органов управления, походных кухонь, совместного получения довольствия и, главное, командиров.

Было отмечено, что такие наспех сколоченные отряды распадались столь же быстро, как и создавались. Добросовестный солдат старался как можно скорее вернуться в свою часть, а плохой, не желая сражаться за Париж, ставший вдруг очень неуютным для жизни в нем, дезертировал. Массы солдат, направляющиеся с запада по крупным магистралям на восток, военнослужащие тыловых частей, по-прежнему успешно избегавшие участия в боях, и большинство сотрудников ставших ненужными наземных служб люфтваффе – все они затопляли город непрерывным потоком; я совершенно не пытался их удерживать. У этих людей имелась единственная цель: как можно скорее возвратиться на родину. Преобразовать за короткий срок в боеспособные части эту бесформенную массу без офицеров и унтер-офицеров, растерявшую даже остатки организации, было абсолютно невозможно. Фронтовые части через Париж не проходили или имели приказ продолжать движение на восток.

В подтверждение моего мнения процитирую здесь заместителя начальника штаба 1-й армии полковника Эммериха, который в историческом исследовании о Второй мировой войне, написанном в плену, выразился так:

«Качество войск: Командующий силами вермахта в Париже: охранные части и силы противовоздушной обороны, размещенные в Париже. Никаких боевых частей, мало спаянных частей, нехватка командных кадров и слабая подготовка. Недостаточное вооружение. Силы ПВО не имеют средств наблюдения и связи, пригодных для использования в наземном бою. В значительной степени стационарные. Учитывая особую сложность городского боя и техническое превосходство противника, невозможно было ожидать от командования вермахта в Париже сопротивления, достойного называться этим словом».

В соответствии с полученным приказом, я установил контакт с генералом полиции Обергом. Мои отношения с ним оставались холодными, это было естественно, тем более что он заявил мне, он сам и возглавляемые им силы, вплоть до получения особого приказа, останутся в подчинении рейхсфюрера СС Гиммлера. Однако он предоставил в мое распоряжение свою осведомительную службу, а когда увидел, что оказывается во все усиливающейся изоляции, стал контактировать со мной гораздо плотнее. Он покинул Париж незадолго до того, как пути из него оказались перерезанными. Заслуживает упоминания следующий случай. Ко мне прибыл начальник его оперативной службы, я проинформировал его о ситуации, намеренно сгустив краски. Уже на следующую ночь он удрал из города вместе со всеми сотрудниками полиции, гестапо и т. д., ничего не сказав своему начальнику. Меня это нисколько не огорчило, поскольку полиция отказывалась выполнять мои распоряжения, что могло сильно повредить принципу единоначалия. Правда, при этом я лишился приблизительно тысячи двухсот хорошо подготовленных молодых бойцов. Это бегство без приказа буквально сразило Оберга. Я не мог не сказать ему, что подобных «солдат» следует остерегаться в принципе: здоровые, в прекрасной форме, они годами шатались по парижским улицам в то время, когда их родина переживала такие страдания. Следовало ожидать, что они поведут себя таким образом.

Очень скоро я понял, на что в действительности направлен приказ, требовавший от меня парализовать парижскую промышленность при помощи взрывов зарядов динамита. Я тогда спросил: если я прикажу взорвать заводы, то лишу средств к существованию рабочих, которые на протяжении нескольких лет добросовестно работали на нас и сейчас сохраняют лояльность, тем самым я выброшу их на улицу и заставлю примкнуть к Сопротивлению. Нищетой и отчаянием я превращу их в бойцов.

Но я должен был все сделать для поддержания в городе порядка и спокойствия. Поэтому я попытался привязать рабочих к их местам работы, повысив зарплаты. Полумеры, а иначе их назвать нельзя, вызвали только горечь и не имели ни малейшего военного значения. Поэтому я попросил командира команды подрывников оставаться в месте ее дислокации, разработать планы и ожидать моих дальнейших распоряжений. 15 августа, на следующий день после прибытия команды подрывников, я получил по радио приказ разрушить парижские мосты. Ситуация стала драматической. Я не верил в возможность штурма противником Парижа с юго-западного направления. Я скорее ожидал, что союзники пощадят его и что их войска, выполнившие свою задачу в Фалезе, форсируют Сену юго-восточнее города. Если они имели твердое намерение сохранять город от разрушения, то должны были обойти Париж в ходе своего наступления, но мне приходилось считаться с тем, что они могут его занять и установить над ним контроль.

Так какое военное значение в данной ситуации мог иметь взрыв мостов? Если допустить, что из шестидесяти мостов уцелеют хотя бы три, вся акция потеряет смысл. Кроме того, разрушенные мосты очень легко восстановить для военных целей, если только не перекрыть подступы к ним плотной обороной. Но сил, которыми я располагал, для этого было совершенно недостаточно. Кроме того, мосты были нужны мне для перемещения войск в городе. Как я мог совершить такое варварство? Как мог причинять без крайней необходимости урон этому городу, который, несмотря на испытываемую горечь, спокойно и благоразумно четыре года терпел германскую оккупацию! Тем более что и с военной точки зрения я совершенно не желал этого делать.