Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он занес ногу над пустотой.
— Каладин!
Юноша застыл, услышав тихий, но пронзительный голос. В воздухе возникла полупрозрачная фигурка и ринулась к нему сквозь слабеющий дождь. Она то ныряла, то вновь поднималась, как будто несла что-то тяжелое. Каладин отдернул ногу и протянул руку. Сил без церемоний приземлилась на его ладонь — она была в облике небоугря, который сжимал в пасти что-то темное.
Потом обратилась в знакомую ему молодую женщину в развевающемся на ветру платье. Она держала узкий темно-зеленый лист, чей кончик разделялся натрое. Черногибник.
— Что случилось? — спросил Каладин.
Девушка-спрен выглядела обессиленной.
— Эта штука такая тяжелая! — Она подняла лист. — Я принесла его тебе!
Каладин взял листок двумя пальцами. Черногибник. Яд.
— Зачем? — жестко поинтересовался он.
— Я думала... — проговорила Сил, отпрянув. — Ну, ты так берег те листья. Потом потерял, когда пытался помочь другому в клетке с рабами. Я думала, ты обрадуешься, если получишь еще один.
Каладин чуть не расхохотался. Она понятия не имела, что сделала, — притащила лист одного из самых смертоносных растений Рошара, чтобы порадовать его. Это было нелепо. И мило.
— Все пошло не так после того, как ты потерял те листья, — тихонько проговорила Сил. — До того ты боролся.
— Я проиграл.
Она опустилась на колени и сжалась в комочек на его ладони, туманная юбка облепила ее ножки, а капли дождя проходили сквозь тело, заставляя его подрагивать.
— Он тебе не нравится, да? Я улетела так далеко... я почти забыла себя. Но я вернулась. Каладин, я вернулась.
— Почему? — взмолился он. — Почему тебе не все равно?
— Потому что, — ответила она, склонив голову набок. — Я ведь следила за тобой, знаешь. Еще в той армии. Ты всегда находил молодых и неопытных новобранцев и защищал их, даже если самому приходилось рисковать. Я помню. Очень смутно, но помню.
— Я их подвел. Теперь все мертвы.
— Не будь тебя, они погибли бы куда быстрее. Ты сделал так, что в армии у них появилась семья. Я помню их благодарность. Она-то меня и привлекла. Ты им помог.
— Нет. — Каладин сжал в пальцах черногибник. — Все, к чему я прикасаюсь, вянет и умирает.
Он стоял на самом краю, покачиваясь. Где-то далеко гремел гром.
— Эти люди в мостовом расчете, — прошептала Сил. — Ты бы мог им помочь.
— Слишком поздно. — Он закрыл глаза, вспоминая мертвого парнишку, которого видел днем. — Уже слишком поздно. Я потерпел неудачу. Они мертвы. Они умрут, и с этим ничего не поделаешь.
— Может, стоит еще раз попытаться? — Ее голос был тихим, но каким-то образом звучал громче бури. — Хуже ведь не будет.
Юноша замер.
— Каладин, в этот раз ты не проиграешь. Ты сам сказал. Они все равно умрут.
Он подумал о Тьене, о его мертвых глазах, глядящих в небо.
— Я не понимаю большую часть твоих слов, — продолжала Сил. — У меня все в голове путается. Но по-моему, если ты так боишься причинить людям боль, тебе не стоит переживать за мостовиков. Разве ты можешь им чем-то навредить?
— Я...
— Каладин, еще один раз, — прошептала девушка-спрен. — Пожалуйста.
Еще один раз...
Люди, ютящиеся в бараках, не имеющие ничего, кроме единственного одеяла. Они боятся бури. Боятся друг друга. Боятся того, что принесет следующий день.
Еще один раз...
Он подумал о том, как плакал из-за смерти мальчишки, которого даже не узнал. Которому даже не попытался помочь.
Еще один раз.
Каладин открыл глаза. Он замерз и промок, но где-то внутри его вспыхнул огонек решимости, похожий на теплое пламя свечи. Пальцы сжались, раскрошив лист черногибника, и высыпал крошки в провал. Юноша опустил руку, на ладони которой сидела Сил.
Она взмыла в воздух, взволнованная:
— Каладин?
Он зашагал прочь от ущелья, шлепая босыми ногами по лужам, небрежно ступая по лозам камнепочек. Склон холма покрывали плоские растения, похожие на пластины сланца, соединенные попарно и отороченные пышной кружевной бахромой из красных и зеленых листьев, что раскрылись навстречу дождю, точно книги. Спрены жизни — зеленые огоньки, ярче Сил, но маленькие, как споры, — танцевали вокруг растений, увиливая от дождевых капель.
Каладин шел вперед, вода струилась мимо него речушками. На вершине холма он повернул ко двору, где лежали мосты. Там по-прежнему никого не было, кроме Газа, который привязывал на место сорванный брезент.
Каладин преодолел большую часть разделявшего их расстояния, прежде чем жилистый сержант его заметил и нахмурился.
— Струсил, лорденыш? Что ж, если думаешь, что я отдам...
Газ поперхнулся, когда Каладин бросился вперед и схватил его за шею. Сержант поднял руку в изумлении, но Каладин отбил ее и повалил его на каменистую, залитую водой землю. Раздался громкий всплеск. Газ вытаращил глаза от потрясения и боли и задергался, когда пальцы Каладина сжались на его горле.
— Газ, мир только что изменился, — проговорил Каладин, наклоняясь поближе. — Я умер в том ущелье, и теперь тебе предстоит иметь дело с моим мстительным призраком.
Сержант извивался, отчаянно высматривая помощь, но никого вокруг не было. Каладин удерживал его без особого труда. Кое-что полезное нашлось и в вылазках с мостами: если сумеешь выжить, здорово укрепишь мышцы.
Каладин чуть ослабил хватку, позволяя Газу дышать. Потом наклонился еще ближе:
— Мы начнем все заново, ты и я. С чистого листа. И я хочу, чтобы ты сразу кое-что понял. Я уже мертв. Ты не можешь причинить мне боль. Ясно?
Газ медленно кивнул, и Каладин позволил ему еще раз вдохнуть ледяной и сырой воздух.
— Четвертый мост мой, — отчеканил Каладин. — Ты по-прежнему будешь отправлять нас на задания, но я стану старшиной. Последний умер сегодня, так что тебе все равно придется назначить нового. Ясно?
Газ снова кивнул.
— Ты быстро учишься. — Каладин позволил сержанту свободно дышать.
Он отступил, и Газ неуверенно поднялся на ноги. В его глазах притаилась ненависть. Он как будто был чем-то обеспокоен — чем-то большим, нежели угрозы Каладина.
— Я хочу перестать выплачивать свой рабский долг, — добавил Каладин. — Сколько платят мостовикам?
— Две светмарки в день, — мрачно ответил Газ, потирая шею.
Значит, раб получает половину. Одну бриллиантовую марку. Смехотворная сумма, но даже она понадобится. Ему также надо будет как-то удержать Газа.