Мирра

В отличие от Полины, нежелание Степы вывести их из деревни, Мирру не восхищало. Но и спорить с ним, как Лика, она не собиралась. По крайней мере, потому что обещала Матвею. Вместо этого после завтрака она молча вернулась домой, переоделась в более удобные легкие льняные штаны, еще одним слоем пластыря закрепила повязку, обула кроссовки, в которых удобно ходить по пересеченной местности, и отправилась за деревню. Нога все еще болела, поэтому шла медленно, стараясь как можно осторожнее ступать, а потому к тому моменту, как дошла до опушки, солнце уже поднялось высоко и стало жарко и душно.

Можно было бы пойти на ту опушку, где начинается тропинка к охотничьему домику, но Мирра не рискнула. Видела в окошке своего дома бабу Глашу, понимала, что та будет наблюдать за нею, как бы не рванула следом на Степой и Матвеем. Работать с внимательным взглядом в спину Мирра терпеть не могла, потому и предпочитала писать статьи дома, и не в общем офисе. И сейчас двинулась в сторону деревенского кладбища.

В ботанике Мирра была не сильна, мобильной связи с интернетом в деревне не было, а потому пришлось полагаться исключительно на собственное зрение и представление о том, что листья у разных деревьев должны отличаться друг от друга.

Четыре разных вида она нашла быстро, наломала веток, собрала в единый веник, скрутила прихваченной из дома Степы веревкой. Еще четыре пришлось поискать. Оставалось два. Большой дуб с раскидистой кроной нашелся чуть поодаль от леса, рос в гордом одиночестве, огромной хищной тенью накрывая землю. Под его ветками оказалось прохладно, спокойно, так что Мирра позволила себе немного посидеть, прижавшись спиной к шершавому стволу. Собрала небольшую кучку желудей, разглядывая окрестности.

С этого места деревня была как на ладони, и Мирра пыталась представить, каково прожить в этих местах всю жизнь. Наверное, если не видеть ничего другого, то вполне сносно. Если не знать, что бывают большие магазины, широкие проспекты, высокие дома, горячая вода, интернет. Тем не менее, деревня хоть небольшая, а людей в ней немного, едва ли здесь можно добиться такого одиночества, как в большом городе среди толпы незнакомых людей. Здесь все друг у друга на виду, не спрятаться, не скрыться. Только если уйти в лес, построить там хижину…

Мирра тряхнула головой, прогоняя мысли о лесе. Несмотря на дремучесть леса, разнообразием он не радовал, где взять десятое дерево, она не имела понятия. Поднялась, огляделась, думая, куда еще податься. Взгляд зацепился за кладбище. Даже отсюда было видно, что деревья там растут иные, не такие, как в лесу. Высокие скрипучие сосны склоняли головы в траурном молчании, низкие пышные акации подпирали их снизу. И пусть на сосну она не полезет, но ведь можно попробовать наломать колючих веток акации. Они же считаются деревом, не кустарником? А даже если кустарником, быть может, где-то в глубине кладбища кроется что-то еще, чего она не заметила отсюда?

На кладбище было тихо. Только вечный скрип старых сосен разрывал тишину, карканье ворон напоминало о том, что здесь лежат те, кто когда-то был жив. Ходил по дороге, здоровался с соседями, любил, ненавидел, мечтал. Если только в таком месте можно о чем-то мечтать. Памятников не было, лишь одинокие кресты стойкими солдатами торчали из земли, возглавляя насыпанный холмик. Кое-где возле крестов лежали увядшие цветы, но в основном кладбище «радовало» глаз казарменной чистотой и пустотой. Ничто не выделялось на нем, ни на чем не останавливался глаз. И тем не менее, Мирра бродила вокруг могил, разглядывала выцветшие фотографии, которые крепились прямо к крестам, читала имена, считала возраст, в котором умирали люди.

Она прошла мимо очередной могилы, скользнув взглядом по старой, почти уже неразличимой фотографии, с которой на нее смотрела древняя старушка, замотанная в большой пуховый платок, но вдруг замерла, оглушенная догадкой, скользнувшей легким крылом по краю сознания. Мирра сделала шаг назад, снова взглянула на крест и табличку на нем.

И фотография. Старая, почти уже стершаяся. Мирра несколько долгих секунд вглядывалась в выгоревшие цвета, а затем шагнула ближе, не обращая внимания, что топчет кроссовком полуистлевшие искусственные цветы на могильном холмике. С фотографии смотрела баба Глаша, ошибки быть не могло. Да и Аглая сокращается до Глаши.

Но как?

Как женщина, умершая больше тридцати лет назад, может сейчас спокойно расхаживать по деревне, общаться с ними, готовиться к какой-то нелепой свадьбе?

Не бояться нави. Знать про них больше, чем кто-либо другой.

Что если она сама навья?

Мирра не знала, могут ли навьи быть настолько сильны, чтобы жить среди людей и днем, но почему-то не сомневалась в своем предположении.

На кладбище стало еще тише, будто в могиле. Высокие сосны замерли, перестали шуршать корой, скрипеть старыми стволами. Кусты акации не шелестели больше фигуристыми листьями, не пытались дотянуться друг до друга колючками. Замолчали вездесущие вороны. Все они повернули взоры к Мирре, пялились на нее подслеповатыми глазами вместе со старухой со старой фотографии.

Мирра отступила еще на шаг назад, только сейчас замечая, что стоит на могиле. Страх когтистой лапой ухватил ее за край широких штанин, потянул вниз к земле, а затем скользнул ледяной ладонью вверх по спине и сжал горло тонкими пальцами. Мирра дернулась, вырываясь из его цепких лап, и бросилась бежать.

Акация хватала за руки, мягкая почва ставила подножки, а острый взгляд старухи сверлил спину, но Мирре удалось добраться до края кладбища. Только вышла она уже с другой стороны, и остановилась, пораженная. Здесь, за кладбищенской оградой, был еще один погост. Маленькие холмики могил жались друг к другу, будто воробьи на ветке в лютый мороз, а в изголовье каждого стояли не кресты, а обычные толстые палки, к которым тонкими веревками были привязаны кривые таблички. Фотографий тоже не было, только имена, даты и страшные уточняющие подписи: «Лиза Антоненко, 29 лет, повесилась», «Семен Грубов, 65 лет, напился и замерз».

Тяжело дыша, Мирра шальным взглядом обвела могилы. Вот оно, навье кладбище. Здесь похоронены те, кто в Мертвую неделю бродит ночами по дороге, рыщет в поисках еды, жадно глотает оставленное угощение. Мирра видела и еще кое-что: все захоронения выглядели свежими. Земля на них был рыхлой, влажной, будто кто-то совсем недавно насыпал ее. Или просто каждую ночь ее перемешивали те, кто выбирался изнутри.

Земля на могильных холмах зашевелилась, чувствуя близкую добычу. Может быть, навьи и приходили в деревню только по ночам, но здесь, в своем логове, они были сильны всегда. И сейчас не собирались упускать ту, что явилась к ним добровольно. Тонкие пальцы ухватили Мирру за голую лодыжку, дернули вниз с такой силой, что она едва не упала. И снова проклятый ступор внутри не дал заорать, не позволил выпустить страх наружу, чтобы придать себе сил. Вместо этого Мирра лишь опустила голову, разглядывая черные пальцы с длинными ногтями, под которые забилась земля. Дернула ногой, но мертвяк держал крепко. Тогда второй ногой она изо всех сил наступила на пальцы, услышала тошнотворный хруст. Уши тут же заполонил дикий вопль мертвого существа, зато пальцы разжались, даруя свободу. И на этот раз Мирра собиралась ею воспользоваться.