Подвела Касайдарова сотня. Сначала все шло как рассчитали: и схоронились, и охрану каравана изничтожили, да вот только рабы у них вырваться смогли. Пришлось им их десятка три убить, а пятеро или шестеро смогли переплыть реку и укрыться на лесистом берегу.

Не уследил Касайдар за ситуацией на своей земле. Мало того, потеряли одного из родных братьев Ашина, рожденного от младшей жены Эмеля. У волчонка еще не выросли крепкие клыки, а ворон уже выклевал его смелое сердце. Жур узнал, что раб свернул ему шею, угнал коня и скрылся. Угру-у! Тенгри – Великий отец небес поможет догнать беглецов, а убийцу покарать страшной смертью. Если этого не сделать, кто знает, может, их приберет к рукам чужой род, выведает все про набег на купцов и донесет это знание до ушей Шарукана. Великий князь мало того, что жадный, так ведь еще и приказ его нарушен. Милостивый Тенгри! Что с нами тогда будет? В страшном сне не приснится!

Воспитаннику посоветовал с десятком воинов навестить в городе дядю, самого Шарукана. Мол, давно не виделся, решил повидаться. Касайдара отправили с добычей в становище, только три десятка его воинов будут барражировать по берегу, по нашей стороне реки, изображать охотников на дичину. Быстро найти пропажу не удалось. Пока добрались до переправы, пока вернулись к месту случившегося, время и ушло. Не блукать же ночью по лесу? Он командует загоном. Действует неспешно, чтоб наверняка поймать и оприходовать зверя. Сотне его воинов это только в радость! Голод заставит этих байбаков вылезти из нор в поисках съестного.

* * *

Весь день пришлось протоптаться почти на одном месте. Прятались. Печенеги, разделившись десятками, сновали конным ходом туда-сюда-обратно, своими действиями напоминали ему недоросля, занимающегося онанизмом. Оставляя своих подопечных на Хвоща, он тоже периодически исчезал среди соснового лапника. Приблизившись поближе к реке, протискивался сквозь колючий кустарник терновника, проходил по-над крутым берегом то в одну, то в другую сторону, откуда курсировали печенеги. Ходил, соблюдая тишину. Спугнул с гнезда певчую иволгу, сам чертыхнувшись при этом. Он изучал обстановку, повадки врага, уклад его жизни в походных условиях. Он анализировал все, до чего мог дотянуться его глаз. Он не помнил, кто он такой, но его подсознание выдавало ему знания на выполнение задачи, стоящей перед ним.

Наконец-то наступила ночь. На небольшой поляне, неподалеку от старой, проросшей сорняком дороги, за день до голодной тошноты примелькавшейся ему, укрытой ветвями деревьев, в уютном затишье – горит костер. Маленький очаг живого огня, дарящий людям тепло и свет. Пламя, перебегая по хворосту, то бледнеет, угасая, то ярко вспыхивает, взрывается с треском, рассыпает искры. Они взлетают и гаснут, не долетев до неба. Из темноты слышится лошадиный храп, бренчание сбруи и легкое ржание. Печенежский начальник своим приказом расставил воинов по десяткам на какой-то определенной дистанции. Умный, блин!

Тень в отблеске костра промелькнула по стволу старого ветвистого в кроне исполина. Спят, кругом оккупировав широко разложенный костер. Двое бодрствующих тихо разговаривают между собой, хотя один из них сонно куняет подбородком, вот-вот заснет. Но они как слепые, насмотрелись на огонь. Оно и понятно! Народу много, все вот они рядом, а разбежавшиеся рабы безоружны.

Снова мигнула тень, сползла в траву. Пришлось лечь, у лошадей еще дозорный. Хорошо хоть один. Сволочные животные уже почувствовали присутствие чужака, забеспокоились, провокаторы… Начинать придется с этого кадра.

Тратя время, метр за метром подползал к степняку, привалившемуся спиной к шершавому стволу сосны, росшей неподалеку от выпаса на полянке. Еще пару метров! Сгруппировался. Разгибаясь, в движении метнул нож в серую мишень, в противника.

По звуку клинок вошел в мякоть. Человеческого крика не слышно, только лошади дружно отошли подальше, но тревогу не поднимают. Спасибо хоть так!

Приблизился. Извлек нож из тела покойника – угодил засранцу в яремную вену. «На кошачьих лапах» добрался до дозорного у костра, напарник уже дрых. С легкого замаха вонзил нож под основание черепа, придержал обмякшее мгновенно тело. Догнала мысль. Интересно, кто ему удар ставил? Дальше пошло дело техники, сначала крайних, потому что крайние, потом соседей. Кем же он был в той забытой им жизни, ведь кровь не водица? Хорошо еще, что от такой работы не испытывает кайф. Работы! Так, может быть…

Последний задергался и умер не сразу, мысли отвлекли, и рука дала сбой. Пришлось делать правку. Остальным повезло, попали в страну вечной охоты почти безболезненно! Воняло от них не на шутку, в ноздрях зачесалось от запаха пота людского и лошадиного одновременно. Вонючки, мать их так!

«Доберусь к своим, обязательно в баню пойду. Скоблиться буду часа три, не меньше! Не-е, ну это ж надо так засраться, что рядом находиться противно? Тьфу! Небось тоже великим народом себя считают».

Не таясь, он побрел по темноте к схрону, издали подал голос:

– Эй, орлы! Хорош на массу давить, просыпайтесь! Айда добро оприходовать и ужинать за чужой счет!

Увидев десять трупов, разложенных у непотухшего костра, Хвощ как-то странно посмотрел на молодого. Остальные приняли все как данность. Дело житейское, мол, сегодня эти, а завтра, может, и их очередь придет. Дед хихикнул:

– Я бывалоча в молодые года тож наваливал покойников…

Удал, поняв, что ему и придется брать за рога инициативу, стал распоряжаться:

– Так что готовимся к ночлегу, Третьяк, в дозор, да не вздумай спать. Отойдешь шагов на тридцать по дороге против течения реки, может, на ночь в лес и не сунутся, но все же, а то, чем черт не шутит, когда бог спит! Углеша, жрать охота, сил нет. Быстро пошустрил, нашел съестное и накрыл на всех «поляну». Если где приварок найдешь, совсем хорошо, соскучились, поди, за варевом все.

– Ага, это я мигом! Щас, все будет, поснедаем.

– Давай, мухой! Хвощ, собери в одну кучу все оружие. Сом, покойников стащи всех вон за те кусты, дышать у костра легче будет.

– Понял.

– Дед, а ты разберись, что у них ценного в подсумках, что из всего нам пригодиться может. Ну и чистую одежду поищи, а то на вас смотреть жалко. Одеты, как с пугала огородного отоварились. Я отдыхать до приема пищи буду. Как говорится, каждому свое!

Оседлал он их всех пятерых конкретно. Даже трусоватый Углеша без разрешения пикнуть не мог. Ночь перекантовались кое-как, но все ж часа по полтора сна урвал каждый. Утром вывел свое теперь уже не голодное, вооруженное и преображенное в печенежские шмотки воинство на первое дело. Народ прибрался на поляне и свел лошадей по узкой тропе к реке, оставив их там, чтобы под ногами не путались.

Глядя на противоположный берег Донца, едва различимый за клубами тумана над водой, Сом подошел вплотную и умоляюще задал вопрос:

– Может, держась за лошадей, переплывем на тот берег, а там по степи галопом, а? Не так уж и далеко отсюда до Черниговского княжества.

Удал посмотрел в добродушные глаза великовозрастного ребенка да ответил: