– Ф-фух!

Все как один лежали, переводя дух, не решаясь пошевелить натруженными конечностями. Да-а, загнал мужиков!

Распорядился:

– Ночуем здесь у воды.

Стемнело. Весело заплясал огонь в костре, пожирая сухие ветки и дрова. Запах жареного мяса встал над низиной, когда-то бывшей пойменным лесом. Третьяк, оклемавшийся быстрее остальных, заполевал неподалеку двух сроду непуганых бобров средних размеров. Мясо пошло на «ура». Его, горячее, рвали зубами, с аппетитом глотая, почти не жуя, казалось, не замечали отсутствие соли. Первым наелся дед, лежал на спине неподалеку от костра, сыто переваривал пищу. То ли от переживаний, то ли от того, что изголодался по такому деликатесу, Углеша точил продукт дольше всех. Присев рядом, нависнув над его головой, Удал заметил:

– Не удивлюсь, если после следующего ломтя протянешь ноги.

– Это как?

– Хм, да просто. Обожрешься и сдохнешь!

– Правду баешь, – откликнулся Сом. – У нас в сотне, когда в Берестье стояли, один вой вот так же помер.

– Не-е, – не согласился с товарищем Третьяк. – Тот, который в Берестье, он просто куском мяса подавился.

– Но ведь помер?

– Это да-а!

Несмотря на мытарства ушедшего дня, сразу не заснули, тихо сидели у костра, смотрели на горящий огонь. Выставлять дозорного на ночь не стали. Смысла нет. Степняки не отработали на сегодня алгоритм действий после случившихся потерь. Нужно отоспаться всем, а вот завтра все будет по-иному.

Дед вернулся от озерка, после марша отмачивал в воде старые натруженные ноги. Аккуратно уселся рядом с Удалом, покряхтел, видно решал, начинать ли разговор.

Улыбка едва скользнула по молодым губам.

– Чего, дед?

– Да вот, спросить хотел. Вспомнил чего про себя?

– Какое там! Даже тумана в голове нет. А что?

– Да все думки. Был бы ты постарше, решил бы, что ты тать. Уж очень сноровисто людями и деяниями управляешься. А сам жизни у людей отымаешь, так любо-дорого поглядеть. Вести доходили, что не так давно в границах Переяславского стола разбойничий атаман кудысь делся. Мизгирем прозывался. Слыхал?

– Ну, дедунюшка, старый маразматик, ты и выводы делаешь! Дать бы тебе по бестолковке…

– Вот и я маракую, молод ты ишо! Мизгиряка, он, почитай, уж лет эдак с десяток точно на больших дорогах гуляет. Не мог же ты в десять годков ватагой заворачивать?

– А-ха-ха-ха!

Безудержный людской смех надолго повис над озерной водой. Смеялись, ухохатываясь над ним, над дедом, над своими мыслями и страхами. Наконец-то развеселился и Хвощ, видно, мысли о лихом Мизгире приходили и в его буйну головушку, только в отличие от деда Омыши, сложить два и два он не догадался. Иногда так бывает.

Отсмеявшись, дедок повел речь дальше:

– Ты не печалуйся, душа моя, знаю, чем тебе помочь!

– Ну-ну, хотелось бы услышать.

– Сказ мой долгий. Ежели хочешь, слухай. Наши князья на Руси не всегда грызлись меж собою. Еще по молодости, собрались трое князей по осени ратиться с ворогом как раз в энти самы места. Ходил и я в дружине князя полоцкого Изяслава воевать степняков в Дикое поле. Добрый поход случился. Как ты любишь говорить, душа моя, навешали копченым по самое не балуйсь! Только мне не повезло, поранили меня поганые. Други казали, думали, шо не довезут до дому, кончусь. А назад возвращались берегом Дона, река сильная несет свои воды из глубины русских лесов. Добрались до Харьковского городища, вотчины северянского племени. Порыскали мои товарищи, пошукали, и нашли-таки волхва, способного поставить такого, как я, на ноги. Сдали с рук на руки, а сами с князюшкой нашим ушли. Оно и понятно, служба есть служба! Долго волхв возился со мной, но из рук красавицы Мары вырвал, на ноги поставил. Ну и прожил я меж северян полтора года.

– Ты ближе к делу, дед. Спать хочется.

– Да ты послухай! Успеешь поспать. Так вот. Поведал мне как-то Велимудр про свого друга, который еще с Олегом Киевским в ромейский поход ходил.

– Так это ж… – попытался сказать Хвощ.

– Да! Лет сто тому назад было. Жил тогда род Велимудра близко от Переяслава, а как стали правоверные христиане свои законы и понятия в княжестве насаждать, чесной люд снялся с вотчин и ушел в другое место. Они и образовали Харьковское городище.

– Ну и хорошо. Я-то тут каким боком?

– Так что до Велимудра тебе путь положен, там все узнаешь.

– Старый человек… – Удал с сомнением покачал головой. – Да он помер уже небось?

– А может, и нет! Волхвы живут долго. Ладно, спать будем.

Половина народа у костра уже спала и так, не дослушав сказку на ночь. Удал, подбросив в угли, ставшие малинового цвета, пару сучкастых кочерыг, хмыкнув, отвернулся в ночь, улегся, подставив теплу поясницу. Мгновенно уснул.

Стараясь не шуметь в серости утра, медленно погружался в воду, чувствуя, как ступни ног зарываются в мягкое, скользкое, илистое дно. Сделав лишний шаг, тут же ушел под слой воды с головой, глубина у самого берега оказалась на удивление большой. Появился на поверхности воды, отфыркался, вытерев ладонью стекающую на лицо с макушки воду.

– Ф-ф-ух!

Отрадно, тело словно впитывало в себя бодрость и силу нового дня. Ночь как всегда прошла без снов, ему казалось, он их и не видел никогда в жизни. Хватаясь за стрелы прошлогоднего камыша, шелестя ими, выбрался на берег, постоял голышом, обсыхая от влаги приставших капель, оделся. Пора идти к своим.

По заливным лугам, мимо многочисленных озер, стариц, мимо болот, поросших кустарником и пойменными дубравами, подступающими к самой воде, вел свой маленький отряд Удал. Он понимал, что преследование кочевники не прекратили. Он бы и сам, будучи на месте печенежского вождя, продолжил погоню за врагом, поэтому не давал расслабиться никому, всячески подгонял бедолаг, доверивших жизнь именно ему. Голову непроизвольно посетило выражение кого-то из классиков прошлой жизни: движение – это жизнь. Это высказывание в полной мере соответствовало сложившейся ситуации.

Прошел день, ночь и снова день, а за ним ночь. Его стало напрягать отсутствие погони. По всем его понятиям такого быть не должно. Люди воспряли душой, радовались, а он мрачнел, становился темнее тучи. Пусть радуются, пока могут! Значит, основной печенег оказался умней тех людей, с кем пришлось столкнуться ранее. Он больше чем уверен, погоня есть, но она видоизменилась, она превратилась в капкан, выставленный где-то впереди на их пути следования, а он, как лягушка, загипнотизированная змеей, ведет всех прямиком в раззявленную пасть. Вот тут ты, братец, не угадал! Хрена с два я тебе подставлюсь!

Прошла короткая майская ночь, и, подняв всех поутру, он после приема пищи, никому ничего не объясняя, изменил маршрут, стал водить народ петлями и кругами, пока не нашел «медвежий угол» в буйстве растительности. Прикрепляя за спину крест-накрест ножны двух сабель, а к поясу с ножом два небольших матерчатых пакета – один с сушеным мясом, второй с короткими обломками стрел с наконечниками, монотонным голосом преподавателя инструктировал Хвоща: