— Не Серебрякова, а Сибирякова, — поправил Голованов. — Серебрякова — это писательница, про Карла Маркса сочиняла. Как он у Клары кораллы воровал.

— Хорошая подготовка — половина успеха, — оценил Щербак. — Сознайся, энциклопедический словарь читал, прежде чем на дело пойти?

— Ну.

— Денискин любимый, «Кирилла и Мефодия»?

— Зачем задавать вопросы, на которые знаешь ответы? — нахмурился Голованов.

У Щербака между тем настроение было превосходное. Он хорошо выспался, плотно позавтракал и теперь чувствовал себя на все сто. А Севу, видимо, одолевали вовсе не радужные мысли.

— Опаздывает, — проворчал он, барабаня по рулю мелкой дробью восемью пальцами.

— Не торопится, — возразил Щербак. — Спорим на полтинник, что «Серебрякова» пойдет пешком?

— Спорим на два пива, что Сибирякова будет ждать маршрутку? — предложил свои условия Голованов.

Сыщики-приятели ударили по рукам.

В это мгновение дверь подъезда запищала (открывался кодовый механизм), и Сибирякова выскочила на улицу. Теперь выбор был за ней: маршруткой или пешком?

Она резким движением поправила очки на переносице, глянула налево и, особо не раздумывая, двинулась пешком по тротуару в направлении кинотеатра «Звездный», а значит, и метро «Проспект Вернадского».

— Не торопится, — сказал теперь уже Голованов.

— Как раз опаздывает, — сказал Щербак. — Гони пиво. И машину заводи.

— Это нечестно, — возмутился Голованов. — Ты же сам видел, как она назад посмотрела: нет ли маршрутки на подходе.

— Но ее нет, маршрутки твоей, и «Серебрякова» идет пешком. Заводи тачку и гони пиво!

Голованов, все еще бурча, медленно поехал за объектом наблюдения. Расстояние было классическим: не меньше тридцати метров и не больше пятидесяти. Вдруг молодая женщина по-птичьи вытянула голову и энергично замахала правой рукой. Еле ползущую «девятку» сыщиков обогнала «Газель». Обогнала и притормозила возле Сибиряковой. Сибирякова запрыгнула в салон, и машина поехала в сторону метро.

— Вот так-то, — веско сказал Голованов, тут же добавил газу. — Пиво за тобой.

— Ничего подобного! Это же не маршрутка, ты что, не видишь? Она просто тачку тормознула.

— Не просто тачку, а «Газель». А маршрутки у нас исключительно «Газели».

— Бывают и другие…

— У нее рефлекс на «Газель» сработал как на маршрутку, понял?

Так, в препирательствах, они доехали до метро и увидели, как Сибирякова спускается в подземный переход с большой буквой «М».

— Еще упустим, не дай бог, давай за ней, — скомандовал Голованов, вспомнивший, что он в этой машине все-таки босс. — Встретимся возле больницы. Звони, если что.

Щербак на прощанье еще раз выразил свое несогласие с официальными результатами пари и поспешил вслед за Сибиряковой.

Спустя час с четвертью, когда Голованов торчал некоторое время перед воротами станции «Скорой помощи» и уже начинал нервничать, поскольку ни Сибиряковой, ни Щербака на горизонте не было, Николай наконец позвонил:

— Сева, ты где сейчас?

Голованов сказал.

— Тогда разворачивайся и стартуй обратно на Фрунзенскую, точнее, в переулок Хользунова.

— За каким хреном?!

— Я надеюсь, ты уже понял, что в больницу она не поехала?

— Не тяни! В чем дело? Где Сибирякова?

— Она в морге.

— Что?! Она…

— Да цела она, что с ней сделается. Видно, жмурика сюда привезли, я так думаю. В общем, пока она тут тусуется. Я сижу в кафешке наискосок через дорогу, наблюдаю.

— Я еду, не упусти ее!

Через двадцать пять минут, счастливо избежав возможной пробки, Голованов приехал в переулок Хользунова. Морг снаружи походил на недурственный особняк середины позапрошлого века. Каким он был изнутри, оставалось только догадываться.

Щербак действительно сидел в кафе.

— Я думал, ты уже не успеешь, — хладнокровно заметил он.

— А что такое?

— Она сейчас уедет.

— Сибирякова? Откуда ты знаешь?

— Слышал своими ушами. Десять минут назад заходил внутрь, когда с каким-то хмырем разговаривала, сказала ему, что сейчас уже поедет на работу.

Голованов сплюнул с досады:

— Так я же мог на месте оставаться и ждать ее там!

— Теоретически — да, а практически — ты сейчас здесь и, значит, снова к больничке попрешь.

Логика была железобетонная. Собственно, у процесса наружного наблюдения другой и не может быть: куда объект — туда и ты. Ведь никто же не может поручиться, что он (она) будет делать то, что обещал.

— Ладно, — вздохнул Голованов. — А ты, Коля, не засветился, когда в морг заглядывал?

— Не, я сразу на Сибирякову с хмырем наткнулся…

— Что еще за хмырь?!

— Не знаю. Явно здесь работает, в халате был. Лет под тридцать, не старше. Так вот, я тут же спросил у них, где найти Кузнецова. Она ничего не заподозрила, уверен.

— Какого еще Кузнецова?! — изумился Голованов.

— А я знаю? Но ты не волнуйся, это проверенный трюк. Всегда найдется какой-нибудь Кузнецов, это же самая распространенная фамилия, кстати, а совсем даже не Иванов, как принято почему-то считать. Меня этому фокусу Грязнов-старший научил, он сам постоянно пользуется1, говорит, еще ни разу не подводил.

— Ладно, и что Сибирякова тебе сказала?

— Она-то ничего не сказала, а вот хмырь, с которым она беседовала, очень интеллигентно объяснил, что профессор Кузнецов приедет только через час, он тут будет экзамены принимать — задолженности с летней сессии у тупых студиозусов, понял? Так что я ушел… Кстати, Сева, как насчет пива? В такую жару очень бы пользительно вышло…

— Ты же проиграл, не я, — напомнил Голованов.

Щербак поскреб затылок:

— Знаешь, у меня тут с покойничками рядом было время подумать о смысле жизни. В общем, предлагаю компромисс. Ты платишь за мое пиво, а я — за твое.

Голованов подумал и кивнул:

— Это разумно.

— Самое главное — честно! — подчеркнул Щербак. — Мы ведь где, по-твоему, находимся?

— Возле морга.

— Дубина. Это мы сейчас возле морга. А вообще мы находимся на страже законности. Хотя и на общественных началах.

На том и порешили. Впрочем, пиво было отложено до вечера, а пока что сыщики поменялись ролями. Щербак остался с машиной, а Голованов последовал за докторшей, нырнувшей под землю на станции метро «Фрунзенская».

В метро Сибирякова достала томик Дарьи Донцовой в мягкой обложке (про какую-то там гадость в сиропе), нашла себе свободное местечко и живенько туда втиснулась. Некоторое время читала. Голованов, наблюдавший за ней с расстояния метров пять, заметил, что напряжение на ее лице, которое было все утро, немного спало, видно, девушка потихоньку увлеклась детективом. Впрочем, ненадолго. Минут через пять она почувствовала дискомфорт и, все еще не отрывая взгляд от страницы, втянула носом воздух. То, что она унюхала, ей очень не понравилось, потому Сибирякова сморщилась, но продолжала читать, видимо рассчитывая, что неприятный запах скоро развеется. Однако не тут-то было. Наконец, посмотрев по сторонам, она увидела сидевшего рядом весьма потрепанного дедушку. Дедушка спал. Он был вполне благообразен, но чрезвычайно вонюч, это уже давно уловили все вокруг и сидели и стояли отвернувшись или зажав носы. Сибирякова действовала по-иному. Она покопалась в сумочке, достала флакон французских духов (Голованов явственно видел надпись «Estee Lauder») и весьма щедро полила бомжа. После чего, довольная собой, продолжила чтение. А дед проснулся. С подозрением понюхал сам себя, и на его желтом лице появилось выражение крайнего отвращения. Еще через несколько секунд его начало тошнить. Тут уж все испугались не на шутку и вскочили — все, кроме Сибиряковой, она по-прежнему увлеченно читала. На первой же остановке бомж пулей вылетел из вагона.