– Мы не можем ждать так долго и тащиться с обычной скоростью, – сказал я погонщику. – Я найму вдвое больше носильщиков, а вы приведите больше мулов. Если доберемся до базового лагеря за три дня, я заплачу вам за них как за восемь.

Но погонщик и носильщики не понимали меня.

– Нимс, неважно, сколько ты нагрузишь на мула – тридцать килограмм или сорок, он все равно будет идти с одинаковой скоростью.

– Так заставьте их идти быстрее. Начните прямо сейчас. Нам нельзя задерживать экспедицию.

Мою просьбу пропустили мимо ушей. На следующее утро, когда мы намеревались отбыть из Асколе – начальной точки для нескольких маршрутов в Каракоруме, погонщик привел стандартное количество мулов и на мой вопрос категорически заявил, что брать больше животных бессмысленно. В первый вечер мы поставили палатки и ждали порядка пяти часов, пока подтянутся носильщики с животными. Такая же история повторилась на следующий день. А потом я вышел из себя:

– К черту это! Вам, ребята, нравится работать, не выходя из зоны комфорта, а нам нужно идти быстрее.

Я переговорил с Мингмой, Гесманом, Гелдженом и остальными:

– Если сами понесем снаряжение, получится намного быстрее. Вы как, готовы?

Все были согласны. Мы вышли в четыре утра и около пяти дня добрались до подножия Гешербрумов, пройдя пятьдесят четыре километра за тринадцать часов, при этом каждый нес более тридцати пяти килограммов. Все здорово устали, но моральный дух был на высоте.

Несмотря на эту дополнительную нагрузку, я чувствовал, что мы готовы к каракорумскому этапу проекта, и был уверен, что справимся, хотя, конечно, эти восьмитысячники нельзя было недооценивать. Гашербрум I хоть и не так знаменит по количеству жертв, как Аннапурна или К2, но все же на этой горе с 1977 года погибли более тридцати альпинистов. И стоило быть осторожным, особенно после случившегося на Нанга-Парбат.

У меня довольно забавное отношение к страху. Про гуркхов говорят, что они бесстрашные и никогда не боятся, но на самом деле все иначе. Страх естественен, он заложен в человеческой природе, а мы лишь научились справляться с его последствиями. Мы преобразуем его в энергию, в движущую силу. В некоторых ситуациях я использовал чувство страха как своего рода напоминание о важности проекта в целом и том, что нужно сохранять спокойствие. «Если я боюсь, то это неспроста», – говорил я себе.

Например, на войне нам ставили задачу: задержать боевика, который находился в розыске и представлял опасность. В таких ситуациях моя жизнь была вторичной, на первом месте стояло выполнение задания. Кроме того, гордость за организацию, в которой я работал, значительно превышала беспокойство, которое испытываешь относительно возможных увечий или смерти. Такое отношение гасило любые негативные мысли о том, что будет, если получишь пулю или сильно травмируешься, подорвавшись на взрывном устройстве. На восхождениях я руководствовался такими же принципами.

Я допускал, что могу погибнуть на горе или получить травму, но дальше этого дело не шло. То есть я не задумывался о том, как это может произойти, или о боли, которую можно испытать в последние секунды жизни. Вместо этого я сосредоточивался на том, что я – альпинист-профессионал, на том, что важно действовать без страха и оставаться верным своим принципам. Сила и хитрость, помноженные на храбрость и отвагу десяти человек, позволят взойти на любую гору. Если портилась погода или лавинная опасность была велика, я сосредотачивался на этих угрозах, и мы работали с ними так же, как работает военное подразделение, которое должно перехитрить и победить противника. Я прикидывал, какими ресурсами мы располагаем, оценивал потенциального противника и вырабатывал наилучшую тактику, чтобы нейтрализовать его.

Обустроив базовый лагерь у подножия Гашербрумов, я сосредоточился на том, как преодолеть всевозможные ловушки, которые ждали нас на этих восьмитысячниках, затем приказал себе забыть о падении на Нанга-Парбат – надо было решать новые задачи.

Ну что ж, сволочь, давай. Я и ты.

У вершины горы собирались облака, похоже, погода испортится, но переживать по этому поводу не стоило, потому что команда в состоянии преодолеть любые препятствия. В конце концов, высотные восхождения – это не только физическая работа, но и игра для ума.

Это твое, Нимс. Здесь ты живешь настоящей жизнью.

Во мне не было неуважения. После Канченджанги я старался относиться нейтрально к горам, на которые предстояло подняться. Излишняя самоуверенность опасна – возникает соблазн пойти кратчайшим путем, а это уже халатность. Так, например, я усвоил урок, полученный на Нанга-Парбат: разведданные стоит получать самостоятельно, да и принцип «доверяй, но проверяй» оказался более чем актуален. Но и чрезмерное волнение тоже опасно – начинаешь слишком много задумываться там, где стоит спокойно плыть по течению. Так что лучше всего перед восхождением находиться в некоем усредненном состоянии: бояться нельзя, но и сильно расслабляться – тоже. При всем при этом я должен быть агрессивен, потому что когда иду на гору, то атакую на сто процентов.

Природе наплевать на твои репутацию, происхождение, возраст и моральные качества. Горе неважно, хороший ты или плохой. Так что единственное, что можно сделать, – правильно настроиться на восхождение. Тогда можно решить все задачи.

Глубокий снег? Я пойду вперед и буду тропить, как сотня высотников.

Лавины? Можно спрятаться.

Буря и нулевая видимость? Подайте их сюда.

Если к восхождению подходить максимально собранно, любые препятствия преодолимы. И тогда можно отправляться на гору.

* * *

Американский писатель Марк Твен сказал однажды, что если надо съесть лягушку, то лучше сделать это с утра, тогда остаток дня обещает быть чудесным, поскольку худшее на сегодня позади. Если же требуется съесть двух лягушек, то сначала стоит выбрать более крупную. Другими словами, первой надо делать наиболее трудную работу. Обустроив базовый лагерь, мы разработали план. Гашербрум II являлся меньшей лягушкой, поэтому мы планировали взойти на него, не сильно торопясь, давая себе отдохнуть в нижних лагерях. Но вот Гашербрум I – серьезная и опасная цель и стоял первым в очереди, я хотел пройти его с Мингмой и Гелдженом, что называется, за один присест.

Работа была изнурительной. Кислород для нас в верхние лагеря заранее никто не заносил, поэтому вдобавок к снаряжению и продуктам пришлось тащить и баллоны. Мы успели немного отдохнуть в базовом лагере – два дня, но вскоре стало понятно, что этого недостаточно, усталость после восхождения на Нанга-Парбат никуда не делась. Когда мы поднимались по изрезанному трещинами леднику – более длинной, но менее жуткой версии ледопада Кхумбу,