так поступишь, будешь обязан выплатить компенсацию, равную ста граммам золота за каждого разумного в караване. Или идёшь в рабство, если неспособен моментально выплатить.

При словах рабства мужик осел на землю. Он не мог отвертеться от этой участи, ведь контракт был заверен перед его богами.

— Но это только в том случае, — Парт продолжал, — если не будет предложено альтернативное наказание. Вот оно: в качестве наказания я отрублю тебе палец, но только тот, который ты выберешь сам.

Я был прав: крестьянин занимался резьбой по дереву. Я правильно подмети ещё в Эльбене, что инструменты в повозке его, а гончарный круг он вёз то ли на продажу, то ли ещё что. Резчикам нужен мизинец, чтобы чувствовать дерево, когда они работают со стамесками.

Двадцать три ганзейских монеты золотом ушли Сонтьяле, так как он оказался левшой и выбрал правый безымянный палец. Вот холера!

Глава 6

За мной закрылась дверь портняжной мастерской, и я оказался на оживлённой улице. В воздухе немного пахло осенью, но солнце всё ещё пыталось отстоять летнее тепло. За два дня, что пришлось провести в гостинице, ожидая полного выздоровления, всё моё нутро успело одеревенеть. Как приехали и мне помогли зайти в комнату, так там и просидел. Лишь один раз выходил по делам.

День обещал быть хорошим: нога зажила почти полностью, лишь изредка беспокоя лёгким зудом, и новые штаны сидели на мне как влитые. Если ещё в банке всё пройдёт гладко, то можно будет с чистой совестью сходить в осквернённую деревню. Предаваясь размышлениям о прекрасном будущем и наслаждаясь каждым шагом, я направился к городской ратуше. Точнее к ресторану, стоящему рядом. Если верить хозяину гостиницы, то там подают самые лучшие стейки на всём континенте.

— Ликус! — знакомый, низкий и чётко поставленный голос прозвучал, когда до ресторана мне было рукой подать.

Низкорослый, даже по меркам своей расы, каменщик смотрелся непривычно без своего оружия. Его будничная одежда и гладковыбритое лицо могли сбить с толку любого, а широкая коса, сплетённая из густых волос, завершала образ городского писаря. Любой, кто хоть мельком знаком с культурой этого народа с уверенностью бы сказал, что перед ним кто угодно, но не бравый воин, ветеран одной из внутренних дворфийских войн.

— Оглаф! Рад тебя видеть.

— Я отвечу тебе абсолютной взаимностью!

— Ты какой-то радостный сегодня: что-то случилось?

— Караван поедет только через два дня.

— И поэтому ты ходишь по городу с хитрой улыбкой?

— Потому что завтра «мадам Жозефа» распахнёт для меня свои двери! — он жадно сглотнул, его глаза заблестели, а на лице заиграла голодная улыбка.

— Ты про бордель?

— Откуда ты про него знаешь, чертяка? Сдаётся мне, что кто-то не только в номере лежал всё это время!

— Да на твоём озабоченном лице и так всё написано.

— А чего мне скрывать? Красивая баба да добрая брага — вот истинное счастье в этой жизни! — он постоял молча пару секунд, предаваясь сладким воспоминаниям. — Ты куда сейчас?

— Туда, — я показал на вывеску ресторана. — Посоветовали зайти и попробовать их мясные стейки с мёдом.

— Сдалось тебе это мясо? Еда надоедает быстро, а выпивка никогда! Пойдём со мной — тут рядом место, где наливают отличную груцевую брагу. Говорят, они прямо здесь, в своём погребе её варят и настаивают.

— Откуда здесь эти грибы, когда горы далеко и тащить их оттуда недели?

— Ничего ты не понимаешь: чем старше груц, тем насыщенней вкус! Пойдём, позволь мне тебя угостить.

Решив не обижать Оглафа, я принял его предложение. К тому же не каждый дворф будет нахваливать выпивку, приготовленную на территории людей. Вернувшись на главный перекрёсток, мы практически сразу вышли к нужному заведению, рядом с которым были расставлены столы и стулья. Благодаря тёплой погоде их всё ещё выносили на улицу.

В будний день не проблема найти свободное место, поэтому мы ребячески долго выбирали самый удобный для нас столик, а когда выбрали, то дворф немедленно попросил принести кувшин браги. Насыщенного рыжего цвета напиток разливался по нашим чаркам, с шипением и сильно пенился. Оглаф, как только увидел это, сразу же начал одобрительно кивать.

Взяв в руку чарку, он в привычной манере пожелал всем друзьям и соратникам долгих и насыщенных лет жизни. Я присоединился к его словам и особо подчеркнул, чтобы боги наградили конской силой одного похабного разумного. Он весело засмеялся, и мы выпили. Густой, сладкий, но в то же время пряный напиток, шипел во рту и оставлял после себя лёгкое ореховое послевкусие.

— Хозяин! — осушив залпом свою чару, Оглаф был готов подпрыгнуть от удовольствия. — Отруби мне член, если здесь нет Вырноройского груца!

— Пятая часть! — на лице хозяина заведения, тоже дворфа, заиграла довольная улыбка: не каждый день посетители угадывают состав его выпивки.

— За свои восемьдесят лет я ясно уяснил, что это лучшее соотношение! Если меньше, то не чувствуется вообще, а если больше, то начнёт горчить.

Оглаф ещё долго обменивался замечаниями с хозяином питейной по поводу грибного сусла, попутно посвящая меня в тонкости приготовления браги. Ему, как и любому дворфу, было сложно устоять от разговора о подземных грибах и не только потому, что они были неотъемлемой частью культуры горного народа — пока он жил в родном городе, то часто помогал троюродной сестре. Она выращивала различные грибы: одни шли в еду, другие на сусло, третьи на корм животным, четвёртые были лекарственными и так далее.

Даже у королевской семьи есть своя личная грибница, в которой произрастает уникальный, характерный только для конкретной горы сорт грибов. Мало того, что они в других местах не растут, странным образом прикреплёнными к одной-единственной пещере, так ещё способны на своеобразное волшебство — если старая королевская семья падёт, а пришедшая им на замену окажется неспособной нести бремя ответственности, то грибы начнут желтеть, чернеть, гнить и просто увядать.

Но если придёт сильная и крепкая семья — то грибница, благословляя её на правление, первый год будет давать огромные, просто фантастические урожаи. Именно поэтому эти грибы назвали Нроггрос, или, если перевести с дворфийского на язык человеческий — Выбирающий королей. Продолжая просвещать меня аспектами культуры его народа Оглаф становился всё задорней и задорней.

За вторым законченным графином незаметно начался третий: брага шла легко. Как свежий яблочный сок, она проскальзывала в живот и почти не давала в голову. Зато, как и любая другая жидкость, требовала выхода.

— Ну вот скажи мне: как можно спутать Донгросийский и Норагринский груц? — вопрошал Оглаф, когда я вернулся из уборной. Городской колокол