Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В доме предварительного заключения он завязал переписку с Иогансеном, которая, однако, была перехвачена. Суду были предъявлены отрывки из писем Висса.
В одном из посланий он просит товарища указать какое-нибудь средство для ращения волос. «Гнусно потерять в столь молодые годы свои волосы», — сокрушается он.
«Что ты читаешь? — спрашивает он далее у Иогансена. — Я читаю «Власть тьмы» Толстого, драму в пяти действиях». В том же письме спрашивает: «Не сообщал ли тебе вор-рецидивист о том впечатлении, которое произвел на публику мой рассказ? (имеется в виду первое судебное заседание в 1901 г.). Ты теперь можешь быть спокойнее, чем перед предыдущим судом, ибо тогда был лишь один шанс против девяти для оправдания, а теперь девять против десяти, то есть один шанс против оправдания. Если мы будем оправданы, то нас перевезут чрез германскую границу, до Кенигсберга, за казенный счет, а далее придется передвигаться за свои деньги. Можно добраться матросом до Лондона, а оттуда — в Америку. В будущий раз, когда нас будут судить, то, пожалуй, снимут и портреты наши напечатают в газетах…»
После этого Висс иронически замечает: «Поверенный Марко (адвокат) больше не интересуется им. Думал, что все симпатии будут на его стороне и его будут жалеть, что он, как невинный, двумя мазуриками был привлечен на скамью подсудимых. Но так как Марко больше всего ругают, то для адвоката не представляется интереса защищать его… Адвокат полагает, что врачи признают меня ненормальным, и тогда мы все трое будем оправданы или получим по несколько месяцев тюрьмы за кражи, ибо Марко будет оправдан, я — как ненормальный — тоже, а тебя одного наказать совесть присяжным заседателям не позволит». Находясь в доме предварительного заключения, он писал также Иогансену: «Посылаю список семейных болезней, которые могут нам пригодиться». «Когда нас поведут в суд, я отлично знаю, что вся публика будет смеяться. Действительно, чудесно выглядит, когда трех таких франтов вводят в зал под конвоем с обнаженными саблями», — заканчивает Висс свое последнее письмо.
В судебном заседании он все время держался очень спокойно, видимо, мало интересуясь ожидавшей его участью. Толково описывал все детали своего мрачного злодеяния.
Экспертами по делу были приглашены в суд известные психиатры Чехов и Розенбах. Оба они никаких признаков душевного расстройства у Висса, несмотря на тщательное обследование, не обнаружили.
— Не считаете ли вы циничным, что подсудимый после зверского убийства двух беззащитных женщин мог спокойно и весело играть на флейте, принимать участие в спектаклях и тому подобное? — спросил товарищ прокурора у доктора Чехова.
На это последовал довольно уклончивый ответ, так как задача экспертов касалась исключительно психопатологической стороны дела.
— Не был ли Висс особенно удрученным или задумчивым? — осведомился присяжный поверенный Казаринов.
— Да, в последнее время перед выходом из больницы он стал задумываться, — ответил эксперт.
Казаринов одновременно с этим старался обратить внимание присяжных заседателей на бедственное положение, в котором находился до преступления Бруно Иогансен, часто не имевший куска хлеба.
— А можно ли считать Висса правдивым? — спросил Адамов.
— Несомненно, — ответил доктор Чехов. — У Висса не приходилось замечать извращений и лжи. Он говорит только правду. Даже в тех случаях, когда ему было бы выгоднее солгать, он старался быть правдивым.
Путем опроса эксперта присяжному поверенному Адамову удалось установить, что Висс отличался такой слабохарактерностью, которая не требовала особого, специального влияния на него со стороны. На него могла подействовать любая случайность: и разговор с приятелем Сталовичем, бежавшим затем с подложным паспортом в Америку, и общение с преступным миром во время краж, и все другое в том же роде. Таким образом, особого подстрекательства со стороны Марко вовсе и не требовалось.
Адамов просил также суд огласить письма Марко к судебному следователю.
— Это вопль души безвинно арестованного человека, — горячо настаивал защитник. — Из писем можно заключить о психологии подсудимого. Так как господин прокурор стремится раскрыть истину, то, вероятно, он не будет протестовать против оглашения их.
После спора между сторонами суд в удовлетворении этой просьбы отказал.
В общем, по заключению экспертизы, ужасное преступление могло быть совершено Виссом под влиянием неотвязной мысли, сверлившей его мозг.
Присяжный поверенный Казаринов указал, что у Висса все-таки бывали резкие вспышки несомненной воли и что поэтому ничего нет удивительного в подчинении ему Иогансена.
В свою очередь, товарищ прокурора старался обратить внимание присяжных заседателей на фразу Висса в его письме: «Я буду оправдан как ненормальный».
— Но к этому необходимо добавить и то, что подсудимый далее пишет: «Так говорил мне защитник», — вступился за интересы подсудимого помощник присяжного поверенного Маргулиес.
По окончании судебного следствия слово было предоставлено представителю обвинительной власти товарищу прокурора Бибикову. «Мрачная кровавая драма, разыгравшаяся на Малой Итальянской улице, — сказал он, — проявление того в высшей степени печального явления, которое замечается в последнее время: ценность человеческой жизни как-то упала, а ценность рубля, наоборот, значительно возросла. Из-за этого рубля люди идут теперь на тягчайшее преступление и со спокойным сердцем убивают себе подобных. И невольно кажется, что совесть человека как будто заснула в этом грозном, победном шествии рубля.
Из-за чего были самым зверским образом убиты две женщины? — продолжал обвинитель. — Тоже из-за рубля, и эта роковая власть денег, губящая жизнь, должна страшить всех».
Сопоставив совершенное убийство со знаменитым романом «Преступление и наказание», обвинитель указал что, попавшие на скамью подсудимых преступники — далеко не Раскольниковы и у них решительно никакой борьбы не происходило в душе, прежде чем решиться на убийство старухи ростовщицы.
«Эта ужасная молодежь — больной продукт больного века, она вполне заслуживает самого строгого возмездия за свое преступление. Иогансен и Висс — убийцы, они сами признались в этом, а Марко — их подстрекатель», — сделал заключение Бибиков.
МАРГУЛИЕС МАНУИЛ СЕРГЕЕВИЧ
Родился в Одессе в декабре 1868 г. Окончив в 1891 г. юридический факультет Новороссийского университета, выехал в Париж и поступил там на медицинский факультет. По окончании его в 1897 г. остался работать в клинике знаменитого профессора Шарко и в психиатрическом приемном покое центральной парижской тюрьмы. Возвратившись в Россию, в конце 1898 г. вступил в сословие санкт-петербургской адвокатуры. Принимал участие во многих уголовных процессах, в том числе по делам об убийстве