Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Эти три года я тоже кладу на чашу весов Иогансена, и уже более положить мне нечего.
Я не знаю, дрогнула ли стрелка весов или мертвенно неподвижно стоит она. Если так, если суждено моему слову быть словом надгробным, значит, того требует ваша совесть, совесть всего современного интеллигентного общества.
С уважением выслушаю я ваш обвинительный приговор. С замершим сердцем будет слушать Иогансен ваши обвинительные ответы, и будет казаться ему, что это глыбы земли стучат в крышку его гроба. Но вместе с комьями земли летит иногда в свежую могилу и венок, как последний привет жизни. Бросьте же и вы ему этот венок, венок снисхождения падшему, как символ вашей надежды на его моральное воскресение».
Другой защитник, Маргулиес, в своей речи разбил прошлое подсудимого Висса на три периода: до момента его приезда из провинции в Петербург, после его женитьбы и бегства в Америку и после возвращения в Россию без жены.
Вот именно в этот период, когда, вернувшись из-за океана в Петербург, Висс голодным блуждал зимой по его богатым улицам, не имея куска хлеба, он и ступил на скользкий путь преступления и постепенно поддавшись влиянию своих скверных товарищей.
Защитник просил присяжных заседателей быть милостивыми к подсудимому, как павшему вследствие неблагоприятных условий жизни. Свой вердикт, считал он, они должны основывать не на перехваченных письмах Висса из тюрьмы, которые являются только «отрыжкой истосковавшейся человеческой души, скомканной тюрьмою», а на основании психологического развития в нем идеи преступления.
Присяжный поверенный Адамов в убедительной речи энергично отстаивал невиновность третьего подсудимого — Марко. «Положительно не знаешь, можно ли представить себе более зверское преступление, чем преступление Висса и Иогансена, — говорил Адамов. — Страшно становится, когда подумаешь, до какого падения может дойти человек!»
Касаясь обвинения, предъявленного Марко, защитник находил, что, как бы ни был несимпатичен Марко как человек, присяжные заседатели не имеют права обвинить его только на основании одной антипатии. Если бы даже оговор его товарищей и оказался правильным, то и тогда в деянии этого подсудимого нет состава преступления. Не подстрекательство было это с его стороны, а лишь пьяный совет в пьяной компании ресторана, и, скорее всего, на другой же день он совершенно позабыл о нем.
«Ведь ему же не могло быть никакой выгоды убивать старуху и терять, таким образом, получаемые от нее деньги. Наконец, если бы он и был действительно душою преступления, то, без сомнения, воспользовался бы львиной долей из добычи товарищей. А он между тем взял у Висса всего лишь три рубля, да и то взаймы» — таковы были аргументы в защиту подсудимого.
В заключение своей речи Адамов призвал присяжных заседателей тщательно обдумать свое решение, чтобы не совершить судебной ошибки.
Второй защитник Марко, присяжный поверенный Феодосьев, также произнес горячую речь в его защиту, ссылаясь на отсутствие доказательств.
Резюме председательствующего Д. Ф. Гельшерта, по обыкновению, отличалось полным беспристрастием и освещением всех темных сторон рассматриваемого дела.
На разрешение присяжных заседателей было поставлено судом свыше 20 вопросов как об убийстве двух женщин, так и о совершенных в разное время Виссом и Иогансеном кражах.
После часового совещания присяжнь г заседатели оправдали только одного Марко.
Отто Висс и Бруно Иогансен были признаны виновными в убийстве по предварительному сговору мещанки Щолковой и ее прислуги, но заслуживающими снисхождения. Вместе с тем им был вынесен обвинительный вердикт также и по многочисленным кражам.
С побледневшими лицами, видимо сильно взволнованные, обвиненные выслушали решение своей участи.
Окружной суд постановил лишить Отто Висса и Бруно Иогансена всех прав состояния и сослать их в каторжные работы сроком на десять лет каждого.
СОЖЖЕНИЕ РЕБЕНКА
В 1901 г. в деревне Волковой, под Петербургом, было совершено страшное преступление.
18 октября, в 7 часов утра, крестьянин этой деревни А. Большаков отправился на работу, вслед за ним ушли в Петербург и его жена со старшей дочерью. В квартире оставались только младшие дети Большакова, дочери Александра и Анна, последней из которых было всего пять лет. Через два часа после ухода родителей Александра ушла в школу, оставив малолетнюю сестренку дома одну. Она, как всегда, заперла дворовую калитку на замок, а ключ положила в условленном месте, под углом дома, на случай, если кто-либо из семьи возвратится домой раньше.
Однако, когда около 10 часов утра жена Большакова вернулась из Петербурга, ключа в условленном месте она не нашла. Калитка же оказалась отпертой. То, что увидела женщина, войдя во двор, привело ее в ужас. На земле возле крыльца лежал обуглившийся труп ребенка. Несчастная мать, узнав в сгоревшей девочке свою дочь Анну, подняла отчаянный крик.
Обеспокоенные, сбежались соседи, а вскоре прибыла и полиция, которой удалось обнаружить, что девочка пала жертвой зверского преступления. Находившаяся в кухне Большаковых бутылка с керосином была найдена почти опорожненной, а из комода похищены вещи, принадлежавшие старшей дочери: суконная жакетка, две шерстяные юбки и капот.
Вскрытие трупа показало, что смерть девочки последовала от ожогов всего тела. При этом выяснилось, что потерпевшей первоначально был нанесен удар по голове, а затем была сделана попытка удушить ее.
На предварительном следствии мать девочки заявила, что подозревает в совершении преступления Ольгу Богданову, 14 лет, отличавшуюся предосудительным поведением и жившую неподалеку от дома Большаковых. Ольга всегда очень интересовалась нарядами и дней за десять до преступления приходила к Большаковым с просьбой показать ей новую жакетку их старшей дочери. Потом, 16 октября, когда дома оставалась только одна маленькая Аня, Ольга тайком пробралась к ней в комнату и стала пугать ее, называя себя «домовым» и грозя съесть ее. Перепуганная девочка пожаловалась матери, сказав, что Ольга обещалась еще раз зайти к ней через несколько дней. По-видимому, новая жакетка прельстила Богданову, и она решилась на преступление, чтобы добыть ее.
Задержанная Ольга Богданова откровенно призналась в своем ужасном преступлении. По ее словам, 18 октября, утром, она прокралась в квартиру Большаковых и, пользуясь отсутствием родителей и сестер маленькой девочки, начала примерять понравившиеся ей вещи старшей дочери Большаковых. Надев