«Когда мама заболевала, даже если это была простая простуда, отец сбегал в охотничий домик или находил какое-то дело, требующее его присутствия в городе. Когда болела Эмили, он оставался, но потом — никогда, ни ради чего, ни ради кого».

Гейл закрыла за собой дверь лаборатории и прижалась к ней спиной, как будто по пятам мчалась орда злых демонов.

«Можно ли жаждать чего-то и не иссохнуть от желания? Или это вопрос самоконтроля? Могу ли я отказаться от своей мечты и новых желаний или уже слишком далеко зашла? И теперь моя душа зачахнет?»

Прикосновения Роуэна в карете обещали гораздо больше, чем плотское удовлетворение или временное удовольствие. В невозможной тесноте кареты, где не было места ни для чего другого, кроме грубой физиологии, он проявил к ней внимание и заботу. Похоже, он ничто не воспринимал как данность.

«Я вела себя как одержимая. Я… я была не просто распутной, я была необузданной».

Она умоляла его взять ее. Она хотела отбросить прочь предосторожности и не мериться силой воли, грозившей разорвать ее на части. Но он остался верен своим обещаниям и своей твердостью довел ее до исступления.

«Он более цельный, чем я. А я рассыпаюсь на части, потому что хочу иметь больше, чем могу, и потому что Роуэн заслуживает гораздо большего».

Гейл шла по лаборатории, проводя рукой по столам и стеклянной посуде.

«Он заслуживает то, что есть у Эша».

Она знала, что Роуэн заслуживал, чтобы его любили так же, чтобы так же были преданы ему. Потому что не сомневалась, что он отплатит такой же любовью и преданностью. Каждой клеточкой своего существа она признавала, что он необычный человек, что он никогда не разочарует ее и не отступится. С ним она чувствовала, что в этом мире нет ничего, чего бы она не могла достичь или получить.

«Что, если Кэролайн не права? Что, если нельзя сохранить независимость, имея такую любовь? Я всю жизнь убеждала себя, что мне не нужен мужчина, чтобы быть счастливой».

В дверь тихо постучали, и прозвучал приглушенный голос Роуэна:

— Гейл? Гейл, ты в порядке?

Она встала и, подойдя к двери, задвинула засов. Лязг металла, вставшего на место, прозвучал, как пушечный выстрел. Подождав несколько длинных секунд, Гейл услышала его удаляющиеся шаги.

Ее обдала волна сожаления.

«Я утопаю в тоске, Роуэн, и очень сожалею. И если бы не жизненный опыт, то решила бы, что не выживу».

Тусклый свет утра, просочившись в сонное сознание, наконец разбудил ее, когда стук утреннего мелкого дождя в окно оповестил о наступлении нового дня. Гейл резко села и с удивлением обнаружила, что хорошо выспалась.

Ложась в слезах, она думала, что проведет бессонную ночь, но тело, презрев укоры совести, нашло во сне покой, в котором так нуждалось для исцеления. Взглянув на часы на прикроватной тумбочке, Гейл испытала изумление. Они показывали почти десять. Имея твердое намерение доказать Роуэну, что ее надежность не вызывает сомнений, Гейл лихорадочно вскочила с кровати.

«Бьюсь об заклад, что он спустился к завтраку еще до того, как миссис Эванс зазвонила в колокольчик, и уже составляет расписание визитов и лечебный план на неделю. Вот черт! Каждый раз, когда долго сплю, я даю ему повод думать, что не гожусь для работы в силу своей слабости!»

Учитывая пасмурную погоду за окном, Гейл выбрала платье из темно-зеленого хлопка, отделанное черной тесьмой. Одно из ее наиболее шикарных рабочих платьев, оно особенно нравилось ей своими теплыми оранжевыми рукавами. Она торопливо оделась. Пока она возилась с передней застежкой корсета и лентами нижних юбок, пальцы слегка дрожали. Потом она заторопилась вниз, в библиотеку, чтобы найти Роуэна и начать рабочий день.

Но на лестнице ее встретила миссис Эванс.

— Его нет, мисс Реншоу. Он уехал проведать миссис Блэкуэлл и распорядился, чтобы мы вас не тревожили.

Гейл стоило труда не выдать своего разочарования.

— Я и сама надеялась увидеть миссис Блэкуэлл.

— Доктор Уэст сказал, что вы были настоящим ангелом! Мы хотели, чтобы вы отдохнули, — Миссис Эванс взглянула на нее с новым, искренним блеском гордости в глазах, как будто Гейл была птенцом из ее гнезда. — Я знаю, что относилась к вам с непониманием, но после происшествия с Флоренс и моего пристального наблюдения за вами все это время… я знаю, что у вас все получится. Правда, до сих пор не решила, хочу ли, чтобы вы участвовали в приеме по средам, когда являются всякие грубые матросы, но…

— Благодарю вас, миссис Эванс. Мне еще предстоит пройти длинный путь… но постараюсь вас не разочаровать.

— Бог с ним! Позвольте прислать вам наверх поднос с завтраком, вы ведь — знаю — вчера не ужинали и, должно быть, умираете с голоду!

Не дожидаясь ответа, миссис Эванс повернулась и с довольным видом отправилась вниз, чтобы миссис Уилсон могла приготовить полноценный завтрак.

Гейл со вздохом вернулась в лабораторию, сожалея, что изменение планов не вызвало у нее должного энтузиазма. У нее, конечно, как обычно, была работа, которую следовало сделать, но она искренне рассчитывала на встречу с Кэролайн. Чтобы убедиться, что она пошла на поправку, и закрепить завязавшуюся дружбу.

Гейл зажгла еще несколько ламп, чтобы стало светлее, и занялась подборкой материала по желудочным заболеваниям и их лечению. Поставленная исследовательская задача пугала, но Гейл находила успокоение в конечной цели своих исследований. Стремясь не пропустить ничего полезного, что могло помочь миссис Блэкуэлл восстановить здоровье, она сделала массу записей.

Когда рядом волшебным образом материализовался поднос с завтраком, Гейл невольно улыбнулась, сознавая, что снова забыла обо всем на свете, блуждая по лабиринтам знаний. Чтобы не прерывать занятий, она приподняла книгу, подперев ее другими, и приступила к еде, не обращая внимания на звучащий в голове голос матери, твердящий что-то о дурном воспитании женщин, читающих за столом.

— «Болезни пищеварительной системы и их происхождение»? — раздался из дверей голос Питера Джеймса, разглядывающего обложку книжки. — Не уверен, что это хороший гарнир к рагу при всем его великолепии!

Со вспыхнувшими от смущения щеками Гейл отодвинула поднос в сторону.

— Согласна… согласна, что не всякий найдет развлекательным чтение вприкуску с яичным кремом и колбасой.

— Верно, не всякий. Но если бы я застал вас за чтением стихов или модной книжки, то счел бы необходимым вызвать доктора! — Питер подошел к ней. — Прошу прощения за вторжение.

— Не нужно извиняться. — Это была их первая встреча после его записки, и Гейл обрадовало, что между ними не возникло неловкости. — Это я должна извиниться. Мой ответ на ваше предложение, вероятно, выглядел несколько резким, но я была…

— Не стоит беспокоиться! Не стоит! Вы вправе распоряжаться своими днями. Я знаю, как их не хватает, когда работаешь у кого-то. — Он остановился у шкафчика с лекарствами и, продолжая разговор, начал производить учет. — Не припомню, чтобы в первый год работы у мистера Фицроя у меня были выходные.