– Вот что делать, а? Создатель, ну как они мне все надоели! Может, поубивать их? А что – взять и напустить на них заклятие, от которого твари изойдут на черный понос! Ну очень хочется, чтобы гады сдохли на горшке, в куче изверженного ими жидкого дерьма!

Колдунья встала, зашагала по комнате и тут увидела меня, вылезшего из‑под кушетки. Бросилась ко мне, схватила поперек тела, прижала к декольте. Начала гладить, молча, сопя, кривя красивое лицо в совершенно ужасные, звероподобные рожи. Вероятно, представляла, как особо прихотливым способом искореняет одного из своих обидчиков.

– Вот ведь гад, а? – вдруг бросила женщина, отстранив меня и глядя мне прямо в глаза. – Представляю, что сейчас творится у этой девчонки! Сгнить заживо! Нет, мы не были такими жестокими! Наше поколение понимало, что такое честь и совесть!

Голос ее был убежденным, но я ей почему‑то не верил. Достаточно вспомнить, чем она занимается. И пусть даже под давлением спецслужб, как вдруг мне стало известно, но ведь занимается же!

У каждого есть свой выбор. Она свой сделала. И чего теперь изображать из себя невинную овечку? Нет, я не говорю о том, что сам бы так не поступил, – ну кто это может сказать, какой разумный человек? Кто знает, как он поведет себя в критической ситуации? Но все‑таки – почему не скрылась, почему не уехала, почему ведешь такую жизнь?

«Где?! Как?! Что случилось?! Что за рисунок?! Что за гроб такой?!» – вертелись у меня в голове вопросы, и я мечтал, всем своим существом жаждал услышать ответы на свои незаданные вопросы! И не мог их задать. Не мог!

– Ну что, покушаешь? – ласково спросила колдунья, внезапно успокоившись, обретя свою прежнюю невозмутимость. – Скоро дурной дядька с хорошим членом придет, мамочку будет ублажать! И пусть только попробует моего котеньку обидеть! Сразу его член превратится в чле‑е‑еник! Ма‑а‑аленький такой, усохший! А мамочка найдет другого дядьку! Который моего котика полюбит! Ну, иди, иди, покушай, моя радость! Погулять хочешь? Ох ты и гулена! Только возвращайся, ладно? Обязательно возвращайся! Я тебя жду! Я тебе маслинок купила, вкусных! Любишь маслинки? Моя кошечка очень любила маслинки. Видать в прежней жизни, когда была человеком, очень их любила. И ты такой же, да, моя радость? Ну иди, подыши воздухом! А я немного на дядьке поскачу, жеребце здоровенном! Ну да, мамочка любит жеребцов. Так это же нормально, мой пушистик! Хотя мамка и девочек любит, да. По настроению. Иди, мой сладкий, и приходи скорее! Мамочка скучает без своего котика.

Я выскользнул из двери, не желая видеть «плохого дядьку с хорошим членом». Надо сказать, меня впечатлили слова колдуньи о том, что она так запросто может сделать из «жеребца» импотента с «усохшим члеником». Вот ведь надо же так! Представляю, если бы земные женщины могли так же гадко и эффективно поступать со своими бывшими! Половина мужчин ходила бы с «усохшими члениками»! А может, и ходит? Может, я просто не знаю? А они, бабы, вот так творят свое черное колдовство?

Как‑то не задумывался. Читал о большом количестве мужчин‑импотентов, скрывающих свой неуспех в постели, но не задумывался о причинах. Ну какие могут быть причины ЭТОГО? Пьянка! Дурная экология! Дурные болезни! Но чтобы вот ТАК, чтобы черное колдовство?! М‑да… женскому коварству нет предела!

Итак, какую информацию я теперь имел? Или она меня… Честно сказать – абсолютно не представлял, что делать! Просто голова кругом! Из услышанного я понял, что имеется некий портрет (Чей? Амалии, надо понимать?!), созданный черным колдуном. Этот портрет куда‑то засунули, предположительно, в гроб. Из‑за этого моя подруга стала вонять дохлятиной (трупом, оказывается!), гнить заживо и нормально так помирать. И виноват в этом черный колдунишко, мерзкий пацанишко.

Ну и колдунья – косвенно, оказалось – она все‑таки не сама по себе, а под контролем спецслужб. Кстати, вполне логично, укладывается в рамки того, что я знаю о различных шпионских организациях, – ничем не гнушаются! Ничего святого! Если надо для дела – будут хоть с дьяволом сотрудничать, лишь бы выполнить задачу!

Нет, так‑то я со шпионами не общался, не так уж и много шастает их по дворам в нашем районе, но всегда подозревал, что бабки, сидящие у нашего подъезда и обсуждающие проходящих мимо девиц, суть агенты, докладывающие «куда надо». Это ведь они первые мне доложили, что моя женушка спуталась с соседом! Злорадно так доложили, с постными лицами, якобы сочувствуя, но глазки‑то блестели!

Читал я о шпионах, опять же – сериалы подготовили меня к нелегкой контрразведывательной деятельности. Знаю все о тайных службах! Как и любой обыватель.

Информации о злом колдовстве достаточно, чтобы понять, как и что произошло, но недостаточно, чтобы выяснить главное: где тот гроб, в котором заливается трупным ядом образ несчастной Амалии, и как сделать так, чтобы злое колдовство вернулось назад к его создателю. Вот было бы здорово, если бы колдунчик‑мажорчик покрылся синими пятнами и завонял, загнивая на корню! Ей‑ей, я бы ничуть об этом не пожалел. Ни на коготок, ни на шерстинку!

Через пять минут раздумий, сидя под кустом возле дома колдуньи и наблюдая за тем, как в дверь заходит «плохой дядька», не знающий, какие опасности подстерегают его причиндал в этом зловещем доме, я пришел к одному‑единственному и очевидному выводу: чтобы разобраться в колдовстве, нужно идти к тому, кто в нем разбирается. А именно – к Элене. Кто, как не она заинтересована в том, чтобы Амалия встала на ноги? Подруга она, в конце концов, или нет?

Вот только как я сообщу девушке нужную информацию? Каким способом? И если сообщу – что будет после того, как раскроется моя тайна?

Вернее – не моя тайна…

* * *

В комнате все было по‑прежнему, будто и не уходил – накрытая простыней Амалия, от которой смердит, как от кучи дохлых крыс, Элена – в кресле, хрупкие фарфоровые ручки сложены на груди – будто спит. Глаза прикрыты, «фейри» бледна, бледнее, чем обычно, – ну просто‑таки фарфоровая статуя!

Больше в комнате никого. За окном уже ночь, горят два магических фонаря, заливая пространство вокруг себя мертвенно‑белым светом. Может, потому и кажется девушка такой бледной, из‑за света? Или в самом деле устала и переживает? А где толпы магистров, спасающих богатую студентку? Где лекари, своей магией совершающие настоящие чудеса медицины?

Нет, все‑таки кое‑что изменилось. Теперь синее пятно было на шее и щеке Амалии, похоже, что болезнь расползлась по всему телу. Процесс продолжался, и довольно быстрыми темпами. Сколько дней или даже часов осталось Амалии – неизвестно. Видимо, совсем немного.

Когда я вывалился из подпространства и мягко приземлился на коврик возле кровати, Элена ничем не выказала, что слышит меня. И только через минуту, не открывая глаз, спросила:

– Нагулялся?

Помолчала и с горечью добавила:

– А твоя хозяйка помирает. Вот так бывает, братец. Беда, однако! Знать бы, какая тварь напустила на нее это проклятие – порвала бы голыми руками!