Тут соседка неожиданно всплеснула руками:

— А зачем искать, есть какой-то ваш начальник здесь, в Вознесеновке. И совсем недалеко, на другом берегу Курасовки, у фельдшерицы лечится. Мы его здесь видели еще до боев. Маленький такой, чернявый, подполковник кажется.

Я опешил: «Неужели начальник штаба бригады Давид Драгунский? Наш «ДД». Но как он сюда попал?»

Не долго думая, я попросил соседку любыми путями узнать фамилию подполковника, и, если можно, сегодня же. Сколько прошло времени, не помню, но, вернувшись, соседка назвала имя подполковника: Давид Абрамович Драгунский.

Было уже поздно, и я решил перенести встречу с начальником штаба на следующий день. Хозяйка проложила мне место в комнате, но я, чтобы ее не обременять, отправился спать на сеновал. Давненько не представлялась такая возможность выспаться на душистом сене. По приставной лестнице забрался с улицы на чердак и тут же погрузился в благоухающее разнотравье. Хоть и устал за целый день, но спать почему-то не хотелось. Перед глазами стоял Драгунский. Интересно, как он меня встретит?..

С подполковником Драгунским я столкнулся еще на Калининском фронте. В то время ему было лет тридцать с небольшим. Роста ниже среднего, лицо круглое, типично еврейское, на нем выделялся крючковатый нос и небольшие, черные, внимательные, с хитринкой глаза, волосы всегда носил зачесанными назад. Он был непоседа, подвижный, как ртуть, энергичный, доброжелательный и внимательный к людям человек, обладал удивительной работоспособностью. Про него в шутку говорили, что работает в сутки он двадцать пять часов. «Откуда у тебя лишний час?» — спрашивали у подполковника. «Краду у предстоящего дня», — весело отвечал Драгунский.

Еще до войны Давид Абрамович закончил военную академию, воевал с японцами на Халхин-Голе, за что был награжден орденом Красного Знамени. У Катукова занимал должность начальника корпусной разведки.

На одном из участков обороны 1-й мехбригады дела шли из рук вон плохо, надо было срочно навести там порядок. У Катукова в этот момент под рукой никого не оказалось, и он послал туда начальника разведки. Какие меры принимал Драгунский, неизвестно, только бригада вскоре пошла в наступление и заняла ряд сел. Комкору понравились организаторские способности «ДД», и он назначил его начальником штаба бригады, объяснив свое решение коротко:

— Будешь теперь, Давид Абрамович, наставлять Мельникова на путь истинный. Командир он неплохой, но бывают у него завихрения…

Так и остался Драгунский на должности начальника штаба, сработался сначала с Мельниковым, потом — с Липатенковым, геройски воевал на Курской дуге, будучи раненым вывел группу пехотинцев и танкистов из немецкого окружения. Недолечившись в армейском госпитале, а попросту сбежав из него, он появился в бригаде к моменту контрнаступления армии, снова был ранен. Видимо, после этого ранения и оказался не в госпитале, а в руках заботливой фельдшерицы, лечился у нее на дому.

Насколько мне известно, с «дамой своего сердца» Драгунский познакомился сразу же по прибытии на Курскую дугу, когда бригада, зарываясь в землю, готовилась к активной обороне. Всякие увольнения из части были категорически запрещены.

Весь наш дивизион тогда находился в поле и занимался усовершенствованием оборонительных сооружений. Как-то вечерком я решил нелегально сходить в Вознесеновку, чтобы повидаться со своей учительницей: заскучал, не видя ее несколько дней. Утром мелкой рысью бежал к себе в часть. Протопав уже полпути, услышал позади себя шум мотора, оглянулся — пылит начальственный «виллис». С обочины нырнул в кусты, надеясь, что машина проскочит. Но не тут-то было, меня засекли. Слышу голос Драгунского:

— А ну выходи, нечего прятаться, посмотрим, что ты за герой!

Я вышел из укрытия. Пришлось тут же признаться, зачем ходил в Вознесеновку. Давид Абрамович, выслушав меня, сначала насупился, потом поднял кустистые брови и громко рассмеялся:

— Надо же, какое у нас с тобой, капитан, родство душ. Я ведь тоже еду от своей «Джульетты». Ладно, садись, подвезу, незачем понапрасну бить ноги.

Я сел на заднее сиденье и долго «переваривал» наш разговор: «Ай да Драгунский! Вот так начальник штаба!»

Он подвез меня до штаба дивизиона. Вряд ли кому, даже Мироненко, могло прийти в голову, что я находился в самоволке. Был в штабе бригады — и все тут. Когда я вышел из машины и захлопнул дверцу, Давил Абрамович, наклонившись ко мне, тихо произнес:

— Соберешься снова в Вознесеновку, пригласи и меня, в таком деле вдвоем веселее. Ну, а о том, что мы встретились на дороге, — молчок.

Я ответил:

— Союз мужей!..

И вот теперь предстояла новая встреча с нашим «ДД». Кстати, откуда пошло это «ДД»? Так офицеры бригады всегда называли начальника штаба, разумеется, только между собой. И все из-за того, что на штабных документах он ставил свою подпись в виде двух больших букв «ДД», дальше шли какие-то закорючки. Это означало — Давил Драгунский.

Утром меня разбудил горластый петух. Я встал, умылся холодной колодезной водой и начал собираться к Драгунскому. Вышла хозяйка и предложила чаю. Но я отказался, сославшись на то, что спешу увидеть свое начальство, и зашагал к мостику, чтобы пересечь речку Курасовку.

Первое, что бросилось в глаза в доме фельдшерицы, — лежащий на кровати с книгой в руках Драгунский. Видно было, как он обрадовался моему появлению. Отбросив одеяло, вскочил, оставаясь в нижнем белье, долго жал мне руку. Через несколько минут Давид Абрамович был уже в армейской форме, извинительным тоном сообщил:

— Понимаешь, хозяйка моя на работе, но ты не беспокойся, мы тут управимся и без нее, малость подсуетимся.

На столе появился завтрак — горячая картошка, а к ней все, что полагается, плюс бутылка водки. Драгунский сообщил, что его здесь навещают друзья из бригады, привозят продукты, бензин для мотоцикла, который, кстати, я заметил стоящим во дворе. Давид Абрамович был в курсе всех армейских дел, говорил о прошедших боях, о том, что бригада сражается теперь юго-восточнее Богодухова. Там ее и надо искать. Мы беседовали часа два, настало время расставаться. Я пожелал подполковнику скорого выздоровления и возвращения в бригаду.

Не дождавшись возвращения из Курска Марии, с походным вещмешком за плечами, пешком я добрался до шоссе, затем попутными машинами стал догонять свою часть.

Сначала добрался до Харькова. Город был освобожден войсками Степного фронта совсем недавно. Вдоль дорог уже были сняты немецкие указатели. Куда ни посмотришь, везде разбросана подбитая техника — танки, орудия, сгоревшие машины, опрокинутые армейские повозки. Все говорило о том, что бои здесь были тяжелые.

В Харькове я немного задержался: искал адрес сестры старого еврея-железнодорожника. Меня встретила приветливая женщина с целым выводком детишек. Она обрадовалась письму, еще больше обрадовалась тому, что брат живой. Сразу же в доме появились соседи, в основном женщины с детьми. Всех интересовал вопрос — вернутся ли снова немцы?