Растерянность полная. К директору не прорваться. Только на следующий день немного улеглось: пришли из Владивостока спасатель и кран «Богатырь-2»…

8 февраля 1978 года, среда:

Иванов Ю. Ф. отказывается передать своего мастера на такелажный участок. Мазница Жан Андреевич, главный строитель:

– Ты всегда отказываешься от хороших начинаний!

Иванов:

– Вы с Геннадием Ивановичем бросаетесь словами. Отказываюсь! А вы бы не возражали, если бы что-то или кого-то потребовало пароходство передать Владивостокскому СРЗ? Здесь та же ситуация…

20 февраля 1978 года, понедельник:

«Сахалин, п/о Троицкое, в/ч 41766 „ж/з“.

Здравствуйте, Кузьма Сергеевич и вся наша бригада! С огромным солдатским приветом и массой наилучших пожеланий к вам Игорь.

Сегодня последний день мира, а завтра начинаются учения. И продлятся они, примерно, до конца февраля, потом до самой осени будем «отдыхать».

Неделю назад сдавали проверку, сдал нормально, только вот по ЗОМПу получил «тройку» из-за каблуков, которые я набил на сапоги, и противогаз надел боком.

В основном всё нормально. Погода стоит прескверная, почти каждый день идёт снег, а ночью поднимается метель. И по утрам, прежде чем выехать из парка, надо тонны две снега перекидать лопатой.

В январе меня постигла неудача, если можно так выразиться. После выезда вечером приехал в парк, поставил свой «паларис», открыл сливные краники, а паровоздушный клапан не снял с радиатора – забыл (торопился на чиф). Утром прихожу, а там от радиатора только одно название. Хорошо, что хоть с блока сбежала вода, а то ведь беда была бы от ротного. А так радиатор по-быстрому поменяли, чтобы никто не видел, конечно, и после обеда я как штык на всех шести и трёх ведущих – гари и в натяг.

Последнее время возили из Корсакова продукты по здешним магазинам – яблоки там, конфеты, разную всячину. Ну, вот я, значит, встретил в магазине у нас в Троицком девушку. Мариной звать, она работает экспедитором. Так, в основном, подруга подходящая.

Вот, в общем-то, и всё, что хотел написать…

До свидания. Пишите. Жду ответа с нетерпением.

12.02.78 г.»

27 февраля 1978 года, понедельник:

Валентин Анисимович (фамилию запамятовал – Федосеенко вроде бы), инженер из конструкторского отдела, ветеран Великой Отечественной. Мы с ним сдружились, считай, ещё с той поры, когда я ещё работал редактором районной газеты «Приморец». У него было интересное хобби: он делал модели парусных кораблей самых разных типов и дарил их друзьям и знакомым. О нём я однажды писал целый очерк к Дню Победы, кажется, даже для «Красного знамени». Ко мне на заводе он частенько заглядывал в партком, где я в основном и работал – и для нужд парткома, и для своих радио– и стенных газет. И рассказчик был интересный. Вот что он мне рассказал однажды:

«…Последний раз меня ранило под Веной, в виноградниках. Был я тогда командиром миномётного взвода, лежали в наблюдении. Артналётом связь порвало. Связист побежал с катушкой, и его тут же тоже накрыло. Послал второго солдата, и его тоже ранило: лёг на поле в воронку и не поднимается. Пристрелялся фриц. Можно было ещё послать солдат, да совесть заела – двоих уже потерял. Побежал сам, в кожанке, как был – недавно в трофеях подобрал. В одной из перебежек будто кто-то за штанину дёрнул и по ноге стеганул – пуля в сапог навылет, кость задела. Упал в лежачий окопчик, подняться не могу. Нога онемела, а перевязать и не думай – бьёт немец из карабина прицельно, только пошевелишься. Мелькнула ещё невольно мысль: наверное, чёрная кожанка на свежей весенней зелени особенно приметна.

Чувствую, нога набухает, тяжелеет от крови сапог. Он-то, видно, и приостановил дальнейшее кровотечение. День только начался – 11 часов. Над головой жаворонок заливается, так красиво трепыхается. Почему-то подумал: выживу, приеду домой, пойду на то место у реки, где в детстве рыбачил, наварю ведро картошки и съем. Никогда не был жадным, а тут почему-то такая мысль: сам всё съем… До сих пор это желание так и не выполнил.

Пролежал до темна, голодный. Встать не могу на ногу, и голова кружится. Пополз. До дороги почти дополз, хвать, а пистолета нет – за поясом он у меня был заткнут. Пополз искать – на меня ведь записан. Нашёл и снова ползу: потеряю сознание, отлежусь и снова…

Подобрали солдаты, ехавшие с кухней, отвезли в наш штаб. А начальник штаба и говорит – мы на тебя уже и похоронку отправили. Я тут же написал письмо домой во Владивосток, откуда и был родом. Потом сестра рассказывала: дома дней десять ревмя ревели и над похоронкой, и над моим письмом, которое пришло дней через пять после неё. Только позже сестра обратила внимание на числа и поняла всё. Обрадовались несказанно».

И ещё один случай об удивительном везении рассказал Анисимович:

«Уходил на фронт в один день с двоюродным братом. Вернулся, пришёл к обеду на квартиру, а там гулянка – он тоже утром вернулся…

В тот же день пошли с ним в кинотеатр «Родина», что на улице 25-го Октября (сейчас – Алеутская) был. Стоим в фойе у окна в ожидании начала сеанса, а тут драка началась: морской патруль сцепился со стройбатовцами. Отошли в сторонку, на наше место подошли две женщины, сели на подоконник. Солдаты смяли патруль, и один из матросов, окровавленный, лёжа (били сапогами), дал веером очередь из автомата – уложил несколько солдат и тех двух женщин по ногам зацепил… Счастье, везенье? Сказали:

– Ну-ка это кино, пойдём домой…»

* * *

23 февраля в главном цехе завода выступал самодеятельный заводской вокально-инструментальный ансамбль «Галс», в котором главным солистом был молодой парнишка, муж одной из дочерей, кажется, Татьяны, директора типографии Валентины Ивановны Зориной. Особенно хороша была в их исполнении популярная в те времена композиция «Старый рояль»…

Накануне был поставлен в док крейсер «Дмитрий Пожарский». По-моему, именно его, а, может, «Климент Ворошилов», не помню, строили всю войну в Комсомольске-на-Амуре, и на нём, строящемся, вроде бы служил матросом все военные годы Олег Иванович Лесневский, мой бывший коллега по лесозаводской газете «Знамя труда». Именно он с какой-то особенно поразительной радостью, а, скорее, даже болезненной, вспоминал всегда при случае, как ему удалось на этой тыловой службе избежать отправки на фронт, под Москву или в Сталинград, где сложили свои отчаянные головы многие его бывшие сослуживцы-тихоокеанцы. Всегда при этих его рассказах из глубин моей ещё по сути юношеской тогда души поднималась гадкая волна отвращения к этому человеку. Может, я и не прав, но именно это чувство запомнилось мне на