утвердились в египтологии, а затем перекочевали в популярную литературу, — но это только традиция, на самом же деле никто не знает, что это за текст — сказка ли, приключенческая повесть или религиозное сочинение. (Правда, некоторые исследователи утверждают, что принадлежность текста к жанру сказки не вызывает сомнений, но автор, к сожалению, не может разделить такой уверенности.)

В «Сказке» есть несколько очень трудных для прочтения фрагментов, однако в целом её язык довольно несложен — много проще, чем, например, [218] в повести о красноречивом поселянине (см. далее). Но это лишь с языковедческой точки зрения; а что касается общего смысла «Сказки» — он туманен и неясен. Толкований предлагалось множество, однако никто из исследователей не привёл решающих доказательств в подтверждение своей гипотезы, и, видимо, понимание «Сказки» остаётся делом будущего.

Начало текста не сохранилось. Судя по всему, там рассказывалось, что один из персонажей — предводитель[18] — плавал с воинской дружиной на юг, в Нубию, но поручения фараона он там не выполнил и боится грозящей ему кары. Папирус начинается с речи спутника:[19] поучая номарха, он рассказывает ему историю своего путешествия на неведомый остров в Красном море, где царствует бог в облике змея. Спутник называет свою историю «подобной» той, что приключилась с номархом; позднее и змей, рассказывая, как погибли его братья и дети, называет это «подобным случаем», — и остаётся только строить догадки, чем «подобны» друг другу эти совершенно разные истории... Кто наслал бурю, бывшую причиной кораблекрушения? Описывая своё морское путешествие, спутник настойчиво подчёркивает, какой опытной была корабельная команда, — однако никто не смог предсказать бурю, — значит, её наслал бог-змей? Но почему же тогда змей дважды спрашивает у спутника, кто он такой и как очутился на острове? Почему змей называет себя «владыкой Пунта» — древнего государства (на территории современного Сомали)? Туманна история гибели змеев; к тому же этот фрагмент можно прочесть несколькими способами. (Главное «мучение» для египтологов вовсе не в том, что какие-то фрагменты в тех или иных текстах пока не удалось прочесть, а в том, что многие фрагменты можно прочитать двумя, тремя, порой даже и больше, способами — и любой из них «подходит» и с точки зрения грамматики, и с точки зрения логической последовательности повествования, — а смысл во всех случаях получается разный.) Совершенно загадочна горькая насмешка номарха над рассказом спутника...[20]

Жирным шрифтом выделены фразы, которые в папирусе написаны красной краской. Курсивом в круглых скобках выделены две фразы, которые не написаны, но их смысл, по мнению автора, должен был возникать в сознании египтянина по ассоциации. [279]

<...>

...Тогда проговорил бывалый спутник:

«Возрадуй своё сердце, предводитель!

(Будь крепок сердцем, чтоб не билось в страхе![21])

Достигли мы подворья [фараона];[22]

уже и молот взят, и кол вколочен,

и носовой канат на землю брошен,

и возданы хвалы во славу бога,

и обнял всяк собрата своего.

Команда наша в целости вернулась,

не понесло урона наше войско;

Достигли мы границ Уауат,

[пороги пред] Сенмутом[23] миновали, —

и вот мы все счастливо возвратились,

достигли мы её, своей земли!

Послушай же меня, о предводитель, —

мне чуждо понапрасну пустословить:

омойся и возлей на пальцы воду, [220]

(чтоб пальцы не дрожали пред владыкой[24]).

Когда тебя [потребуют] к ответу —

ответствуй!.. Обращаясь к фараону,

владей собой и молви без запинки.

Уста ведь человеку — во спасенье:

их речи позволяют лик закутать[25]

ради него [и как бы не заметить

его вины]... [А впрочем,] поступай-ка

ты по веленью сердца своего, —

[как знаешь]. Уговаривать тебя —

такое утомительное дело!..

Я лучше расскажу, как приключилась

подобная [история] со мной.

Пустился в путь я к руднику владыки;

[проплыл по Нилу] вниз [и вышел] в море

в ладье. Ста двадцати локтей длиною

и сорок в ширину она была!

Сто двадцать корабельщиков в ней было

отборных из Египта, повидавших

и небеса, и землю. Их сердца

отважней львов. Пророчили они,

что буря, мол, не близится покуда,

ненастье не сгущается покуда...

И [плыли] мы [вперёд] морским [простором],

и, прежде чем мы берега достигли,

[нагнала нас] и разразилась буря. [221]

Поднялся ветер; вновь и вновь вздымал он

волну восьмилоктёвой высоты.

Бревном в моей ладье пробило днище,[26] —

тут ей и смерть. Из тех, кто был на ней,

никто не уцелел — один лишь я:

меня волною вынесло на остров.

Три дня я в одиночестве провёл,

и только сердце было мне собратом.

Я спал под кроной дерева, в обнимку

с тенистою [прохладою]... И вот

я, наконец, пошёл, чтоб осмотреться

и дать своим устам [вкусить съестного].

Нашёл я там и виноград, и смоквы,

отборный лук, и финики, и фиги,

и огурцы — [подумать] можно было,

что [кто-то] их выращивал, — и рыбы,

и птицы были там... Не существует

того, чего там не было!.. Наевшись,

я побросал на землю [остальное] —

столь много было у меня в руках!

[Две] палочки найдя, огонь извлёк я,

принёс богам я жертву всесожженья, —

и тут [вдали] раздался голос грома.

Подумал я [сперва], что то морская

шумит волна... [К земле] деревья гнулись,

земля тряслась... [И я, объятый страхом,

ладонями закрыл своё лицо.

Но, страх преодолев,] открыл лицо я —

и вижу: это змей. [222]

Он приближался.

Он тридцати локтей длиною был,

а борода — два локтя, даже больше,

а тело позолочено, а брови —

из лазурита, да!..[27] Он извивался

[и полз] вперёд.

И вот он надо мною

разинул пасть. И пал я на живот свой,

[ниц распластавшись]. И промолвил он:

— Ничтожный![28] Кто тебя сюда доставил?

Кто?!.. Если ты