Кто-то пытался защищать свои территории от определенности, другие сражались между собой за последние клочки земли… — Сорокопут неодобрительно взмахнул рукой, небрежно отметая десятилетия кровавой истории. — Мы проигрывали. Мы умирали. А потом один из нас — тот, кого ты называешь Архитектором, — пришел к нам с планом. Он заметил то, что все остальные упустили, потому что мы отступали все дальше и дальше от деревень и городков. Он осмелился пойти наперекор и вступить на окраину большого города. И однажды в воскресенье он кое-что заметил. Церковные колокола больше не причиняли ему вреда.

— Церковные колокола? — переспросила Не-Трисс.

Сорокопут кивнул:

— Мы всегда их избегали. Нас начинает тошнить, в голове звенит…

— Это потому что вы злые, — быстро предположила Пен.

— Это определенность, — возразил Сорокопут. — Каждое воскресенье люди ходят в эти ледяные гробницы, чтобы продемонстрировать свою веру, уверенность в том, что бог на небесах, викарий — его посланец и с миром все правильно. — В его глазах блеснуло веселье, и оно не было добрым.

— Но все до сих пор в это верят! — воскликнула Не-Трисс.

— Неужели? О, они все еще ходят в церковь, как заведенные, и слушают проповеди викария. Но они помнят, как тот же самый викарий вещал им, что война — божий промысел, что все набожные молодые люди должны отбросить мотыги и взять в руки ружья. И они удивляются: «Неужели это правда? Это адское чудовище, пожравшее наших сыновей, это правда божий промысел?»

Сорокопут ухмыльнулся, и Не-Трисс поймала себя на мысли, что все-таки он ей не нравится.

— Я не претендую на знание о том, есть бог или нет, — продолжил он, — или вечны ли холодные звезды. Война — дело рук человечества, и никого более. Но для нас это поистине оказался божий промысел, это я точно могу тебе сказать. Война разрушила веру. Все виды веры. До войны каждый сверчок знал свой шесток и не особенно смотрел по сторонам. А теперь? Аристократы и крестьяне умирали бок о бок на полях Фландрии, и трупы в грязи выглядели совершенно одинаково. А герои, вернувшиеся домой из ада, не утруждались укладыванием кудрей, побираясь по улицам. А женщины! Когда-то они занимались своими незначительными делами и не смели и шагу ступить в сторону. Но те, кто во время войны работал на фермах и фабриках, почувствовали вкус к тому, чтобы управлять собственной жизнью, верно? Так что их мужчины теперь паникуют. Боятся. Сомневаются. И все эти сомнения, сотрясения основ имели место преимущественно в больших городах.

— Почему? — спросила Не-Трисс, не желая нарушать поток мыслей Сорокопута.

— Потому что большие города — это прекрасный… хаос. Они не похожи на деревни, где все знают друг друга и корни уходят глубоко. Они перемешивают сотни людей и идей, словно химикалии в пробирке, пока не происходит вот это — бум! В больших городах можно потеряться. Стены поднимаются высоко и закрывают все ориентиры, и тебя почти все время окружают незнакомцы. А автомобили? Все знают, что такое лошадь, но автомобили! Никто не знает, почему они ездят. А те, кто ими управляет, не утруждают себя следованием правилам! К тому же машины выплевывают огромные черные клубы дыма, и все вокруг смазывается и теряет определенность. Это прекрасно.

— Так вот почему вы здесь? — Не-Трисс попыталась вернуть Сорокопута к основной теме. — Это была идея Архитектора?

— Да. — Сорокопут ухмыльнулся. — Видишь ли, он действительно архитектор во всех смыслах. И блестящий. Он умеет заговаривать кирпичи и известку, и они принимают такие формы, что ты сойдешь с ума, глядя на них. Он может построить дворец с сотней комнат и сделать так, что снаружи он будет выглядеть небольшой лачугой. Он понял, что самый лучший способ найти в городе места, не нанесенные на карты, — это построить их. Но он знал, что не сможет сделать это в одиночку. Ему нужен был союзник, архитектор из людей, а лучше инженер, который выдаст его идеи за свои, иначе их невозможно будет воплотить.

— На что он намекает? — Пен обвиняюще смотрела на Сорокопута. — Он же говорит о нашем отце, да?

Не-Трисс слишком хорошо поняла, о чем идет речь, сама того не желая. Она до сих пор ощущала гордость настоящей Трисс за своего знаменитого отца, за мосты Трех Дев, за достопримечательности, которые прославили Элчестер…

— Все эти постройки, которые сделали отц… мистера Кресчента знаменитым… — Она сделала глубокий вдох. — Он не разрабатывал ни одну из них, верно?

— Что? — Пен потрясенно наблюдала, как Сорокопут отрицательно качает головой.

— Нет, — подтвердил он. — Но он многое получил.

— Какой была его часть сделки? — Не-Трисс подумала о маленькой заблуждавшейся Трисс, обожествлявшей своего отца, и неожиданно почувствовала ярость за нее. — Что мистер Кресчент должен был сделать взамен на свою известность?

— О, ты не понимаешь, — ответил Сорокопут. — Это и была его часть сделки. На самом деле он очень не хотел. Все это казалось ему подозрительным. Пришлось сделать ему очень крупное предложение, чтобы он согласился.

— Что… — Не-Трисс не закончила предложение, потому что уже начинала догадываться.

— Война только что закончилась, — объяснил Сорокопут. — Тысячи молодых людей еще оставались в Европе, ожидая, когда их заберут домой. Их семьи здесь отслеживали объявления в газетах в поисках новостей. Но иногда новости были ошибочными. Ваши родители получили письмо от командира вашего брата. Обычное письмо, какое часто получали в то время, вместе с его вещами. Но они не хотели верить. И тогда Архитектор сказал вашему отцу, что, если он заключит с ним сделку и даст ему что-то, принадлежавшее Себастиану, он снова получит весточку от своего сына.

Наконец ужасные письма от Себастиана обрели смысл.

— Но… где он? — взорвалась Пен. — Где Себастиан? Почему он не вернулся домой?

— Потому что он умер, — спокойно и безжалостно ответил Сорокопут. — Он не ушел, но и не жив. Извини. Его просто… остановили.

— Остановили? — Рот Не-Трисс пересох.

— Мы можем что-то с этим поделать? — спросила Пен.

— Понятия не имею. Тебе придется спросить об этом у Архитектора. — Сорокопут улыбнулся, ясно давая понять, что у нее кишка тонка.

— Какую вещь попросил Архитектор? — спросила Не-Трисс.

— Что-то принадлежавшее вашему брату и связанное с его смертью, я полагаю. — Сорокопут пожал плечами. — Архитектор мне никогда не рассказывал подробности, но я полагаю, это что-то такое, что ему понадобилось для выполнения своей части сделки.

— Это… — Не-Трисс вспомнила, какая боль сквозила в этих письмах. — Это жестокая, ужасная шутка! Он наверняка знал, что они надеялись на возвращение Себастиана домой! А теперь он где-то в ловушке… — Она подумала о том, какая трещина пролегла в семье Кресчент, сминая всех. — Разве этого было недостаточно? Зачем Архитектор похитил еще и Трисс? Разве он причинил мало вреда?

Сорокопут искренне удивился ее реакции.