Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Водород, кислород и углерод Унылых превратились в собственную атмосферу Медуллы, в его реки и в те самые элементы, которые медленно, но верно складывались в масляных жуков и деревья добродетели, а потом стали широко распахнутыми глазами детей, стоявших вокруг амфитеатра в полном оцепенении, каждой клеткой впитывая в себя глубокую, настоящую темноту.
По какому-то сигналу золотое покрывало сверху открылось, золотая фольга, шурша, стала опадать большими пластинами, сверкая в свете дня.
Уошен посмотрела на часы, сверяя время.
- Это много. Слишком много, - раздался голос Миоцен, по-матерински требовательный. - У нас есть записи атаки Корабля,- объясняла она Тиллу. - И того, как Строители отступили в Медулла оссиум. И в потоках железа… было их последнее пристанище… кто бы они ни были… .
Сотни тысяч тел всколыхнулись, издав глухой звук.
Тилл ничего не ответил и казался вполне удовлетворенным таким объяснением зрелища, которое и не нуждалось в объяснении.
И на долю секунды их глаза встретились. Но тут же, повинуясь какому-то молчаливому договору, мать и сын снова отвернулись в разные стороны: на одном лице равнодушие, на другом - мучительная боль.
И лицо, полное боли, обратилось к небу.
- Мы никогда не видели Строителей, - объявила Миоцен. - Но эта вещь, этот дар, который мы с Уошен принесли вам, он дает более полное понимание окружающего… - Тилл молча уставился в то же небо.- Послушайте, - закричала Миоцен, не в силах справиться со своим разочарованием. - Неужели вы не понимаете!? Событие поймало нас здесь в ловушку, здесь, в этом проклятом месте… Событие - это их древнее оружие. Апокалиптическая ловушка, которую мы, может быть, сами захлопнули, послав сюда наши команды… И Медулла оссиум… он может убить… убивал и убивает любого из нас, и Корабль останется пустым, а мы - навсегда заключенными здесь…
Уошен представила сотни миллиардов пустых помещений и длинные призрачные улицы, и моря, превратившиеся в безжизненный пар, и Корабль, снова ставший окостеневшим остовом, слепо пробирающимся сквозь звезды.
И, говоря честно, это выглядело трагедией.
Но реакция Тилла оказалась совершенно противоположной.
- Кто в ловушке!? - выкрикнул он, и его голос разнесся дальше материнского, и была в нем холодная спокойная уверенность. - Я не в ловушке. И ни один из тех, кто верит. Ибо мы сами часть этого мира.
Глаза Миоцен метали молнии.
Но Тилл по-прежнему не обращал на нее внимания.
- Мы здесь потому, что Строители обратились к капитанам. Они заманили капитанов в это великолепное место и заставили остаться, тем самым доставив им честь родить нас!
- Это сумасшествие, - пробормотала Миоцен.
А Уошен все вглядывалась в толпу, ища Дью. И снова и снова узнавала его черты в лицах Бродяг, в их серых глазах, в их нервной энергии. Но самого Дью не было видно нигде. А он был им нужен, нужен как посредник между двумя культурами, который знал очень многое и мог помочь любой стороне… Почему же именно его не пригласили на это действо?
И холодный страх взял Уошен за горло.
- Я знаю, откуда ты набрался этой чепухи, - вдруг закричала Миоцен и, шагнув к Тиллу, воздела руки к небу. - Это ясно. Ты был мальчиком и где-нибудь наткнулся на работающий артефакт. Так!? И он показал тебе этих Унылых, и ты придумал дурацкую историю… эту чушь о возрождении Строителей…. И возомнил себя центром всего… Универсума!
Тилл усмехнулся почти с жалостью. Миоцен подняла руки еще выше, медленно описала ими круг и с нечеловеческим гневом воскликнула:
- Пойми! Все это ложь! Тишина.
- Я не находил никакого артефакта, - спокойно покачал головой Тилл и в свою очередь заявил: - Я был в джунглях один, когда дух Строителей явился ко мне. Это он рассказал мне о Корабле и об Унылых. Он показал мне все, что содержится в этом сосуде и даже больше. И это он пообещал мне, что когда закончится этот долгий день - а он все равно закончится, - я узнаю свое назначение, равно как и ваше…
Его голос лился над молчанием толпы. Локи отключил шнур от сосуда и, глядя на Уошен, сказал ей своим спокойным деловым голосом:
- Мы привезли обычную плату, как всегда, на Случайную.
Миоцен взревела:
- Что это значит? Обычную плату? Да это лучший артефакт из всех!
Бродяги смотрели на нее с плохо скрываемым презрением.
- Это единственный работающий, с полной памятью! - Вице-премьер потрясала кулаками в воздухе. - Остальные - просто пустые безделушки!
- Именно так, - неожиданно поддакнул Тилл, и вперед вышел Локи, будто вождь сам был выше того, чтобы опускаться до объяснений.
- Сосуды, как правило, являются загадками. Они несут в себе души Строителей, а те, которые вы нам продавали, были пусты, потому что их обитатели нашли себе место получше.
И при этих словах Тилл снова надвинул на лицо свою разрисованную кровью и мочой маску, скрывавшую все, кроме его блестящих глаз.
И все Бродяги повторили за ним это движение, и рябь, охватившая амфитеатр, передалась до самого верха черных склонов. А Уошен осталось только гадать, был ли этот грандиозный спектакль устроен для всех десятков тысяч Преданных или же только для двух старых и особо упрямых капитанов.
К ней подошел Локи с закрытым лицом. От какого-то неясного предчувствия у нее пересохли губы.
- Где он? - прошептала Уошен.
И глаза ее сына смягчились и потеплели.
- Теперь его душа везде, - ответил он и широко обвел рукой жесткую железную землю.
- Везде?
- Уже восемь лет. - В голосе Локи звучала печаль, и скорбь сквозила в его движениях. - Было большое извержение, и оно забрало его.
Уошен не могла ни говорить, не шевелиться. Теплая рука коснулась ее локтя, и заботливый голос спросил:
- С тобой все в порядке, мама?
Уошен перевела дыхание и сказала правду.
- Нет, не в порядке. Мой сын. - чужак, мой возлюбленный Мертв, и как же, черт побери, у меня должно быть все в порядке!?
Она вырвала руку и отвернулась.
А в это время Миоцен, холодная, рассудительная, никого не любившая Миоцен, упала на колени, стиснув руки перед залитым слезами лицом. Вот чем кончилась их столь многообещающая миссия. Миоцен умоляла.
- Тилл, - гневно и страстно просила она. - Я виновата, очень виновата, мой мальчик! Я была неправа, ударив тебя тогда… прошу, попытайся простить, умоляю… прости…
Но Тилл лишь на секунду наклонил голову, так ничего и не сказав.
Больше того, он отвернулся, собираясь уйти, и тогда Миоцен использовала свою последнюю карту.
- А я люблю Корабль, да, люблю! - кричала она ему и всем вокруг. - Вы были неправы тогда, как неправы и сейчас. Я люблю и забочусь о Корабле гораздо больше, чем вы даже можете себе представить! И я всегда буду любить его больше, чем тебя, неблагодарный подонок!