— А чего? — с вызовом взглянул на него Горлацкий. — Ну и срубали. Свое ведь, не чужое.

— Да ели-то вы свое, — вздохнул Волин. — Только боюсь, что теперь придется тебе кушать чужое. Причем долго.

— Ага, — ухмыльнулся Зброев. — Годика два-три.

Майор откровенно блефовал, но откуда Горлацкому было это знать? Парень бледнел на глазах.

— Почему это? — насупился он.

— Ты, Семен Петрович, слышал когда-нибудь о статье триста седьмой УК Российской Федерации? Нет? Напрасно. Следовало бы поинтересоваться, прежде чем лапшу нам тут вешать. А статья эта, к твоему сведению, предусматривает уголовное наказание за лжесвидетельство. Плюс статья двести девяносто четвертая того же УК предусматривает уголовное наказание за воспрепятствование осуществлению правосудия в какой бы то ни было форме. Цитирую дословно: «В какой бы то ни было»! Смекаешь, Семен Петрович, к чему клоню? — Волин достал из кармана сигареты, неторопливо закурил. — Объясняю дальше. Цитирую ту же триста седьмую статью УК: «Лицо, добровольно заявившее о даче ложных показаний, освобождается от уголовной ответственности». Думай, Семен Петрович. Соображай. Тебе голова дана не только для того, чтобы в нее есть.

— Все равно не посадите, — не очень, впрочем, уверенно заявил Горлацкий.

— Ты прав, Сема. Аркадий Николаевич тебя не посадит, — посерьезнел Зброев. — Он у нас только особо сложными делами занимается, вроде преднамеренных убийств. Ты пойдешь по нашему ведомству. А вот я тебя посажу. Принципиально. Даю слово. Причем добьюсь, чтобы и тебе, и всей вашей разудалой гоп-компании впаяли по максимуму. Да, а перед тем как посадить, устрою следственный эксперимент на скорость поглощения продуктов питания. Водку с шашлыком не обещаю, а воду с ячневой кашей — вполне. И будете вы у меня, брат Сема, эту кашу жрать до тех пор, пока не начнете в названный тобой норматив укладываться, понял? Или пока ячка у вас из задницы не посыплется!

Сказано это было настолько серьезно и зло, что у «Семена Петровича» не возникло и тени сомнений в том, что из принципа Зброев способен отправить за решетку или укормить до смерти даже родную мать.

— Да ладно, ну че так сразу-то, — пробормотал Горлацкий. — Просто не хотелось ребят подводить…

— В чем подводить, Семен Петрович? — спросил Волин. Из его уст это «Семен Петрович» звучало не насмешнически, а вполне уважительно. — В чем ты не хотел их подводить?

— Ну, чтобы ваши их не дергали.

— Так, Семен Петрович, давай-ка по порядку. Расскажи нам, что вы видели. Только, — он предостерегающе поднял руку, — упаси тебя бог снова врать. Иначе, не ровен час, и правда придется ячку с водой кушать. Теперь рассказывай.

— Знач, так. — Парень старательно наморщил лоб, отчего бобрик встал дыбом. — Ночью, где-то без пяти двенадцать, Пашка Дольский пошел на улицу. Пос… То есть отлить.

— Постой-ка, Сема. Дольский — это прозвище или фамилия? — быстро поинтересовался Зброев.

— Фамилия, — пояснил тот. — Туалет-то занят был, ну, он на улицу и побежал. Случается у нас такое. Вот. Вышел, значит, а через пару секунд заходит обратно, говорит, мол, прямо за кафе какой-то мужик бабу… то есть ну, женщину какую-то того самого… В смысле, ну…

— Понятно, понятно, — кивнул Волин. — Он что, с этим мужчиной лицом к лицу столкнулся?

— Нет, тот на коленках стоял, спиной к углу. И наверное, Пашку он не слышал, потому что музыка громко играла и иллюминация мигала. Так что мужик этот Пашку не заметил.

— И что?

— Ну что? — Горлацкий хмыкнул. — Было бы дело днем, выгнали бы, ясный перец, да еще пачек бы накидали. В воспитательных целях. А так решили шум не поднимать. И не мешали они никому. Потом, пара минут прошла, Вовчик — повар наш — в окно выглянул и говорит, о, говорит, мужик идет какой-то. Мы посекали… в смысле в окно-то глянули, а Пашка и говорит: мол, это он. Ну, тот самый.

— Как он выглядел? — спросил Волин.

— Кто? Мужик-то этот?

— Мужик, Семен Петрович, мужик.

— Ну, как… Обычно выглядел. Пальто на нем, длинное такое, цвет такой… то ли коричневый, то ли болотный. Хорошее пальто, так? Брюки вроде, — неуверенно продолжил парень. — Не, точно не вспомню. Мы-то когда выглянули, он, ну, мужик этот, уже у ворот был.

— А вам не пришло в голову, с чего бы хорошо одетый мужчина занимается ЭТИМ за будкой, в грязи, а не дома, на уютном диванчике? — быстро спросил Зброев.

— Не, ну мы все уже приняли хорошо, — оправдывающимся тоном объяснил Горлацкий. — Посидели еще часок-другой, выпили, тут Вовчик и спрашивает, а баба-то, грит, где? Ну, та, которую он… Мол, куда делась-то? Вышли посмотреть, а она лежит, прямо за кафе. Готовая. Мы хотели сразу в милицию позвонить, а Пашка… Дольский, значит, и давай орать: мол, совсем охренели? Менты… в смысле милиция приедет, нас же первых за хобот и возьмет. Скажут, что это мы ее. Типа, мен… лиция всегда все вешает на тех, кто под рукой окажется.

— Это Паша Дольский так сказал? — недобро прищурился Зброев, и Волин понял, что у незнакомого ему Паши, по всей видимости, наклюнулись большие неприятности.

— Ну да, — с готовностью кивнул Горлацкий. — Вот мы и решили разойтись, а утром прийти как ни в чем не бывало. Если эту телку кто-то раньше найдет — хорошо. А нет — вызовем… вас то есть, и скажем, мол, только что нашли. Вот так, короче, дело было.

— Шел он быстро?

— Кто? — автоматически переспросил Горлацкий, но тут же спохватился: — А-а-а, вы про мужика этого? Не, не быстро. Нормально шел.

— Нормально — это как?

— Обычно шел. Спокойно. Поэтому мы ничего сразу-то и не заподозрили. Если бы он бежал, другое дело. Тогда бы, конечно, вышли посмотреть, чего это он бежит. Глядишь, еще и догнали бы. А тут… Кто же знал, что он телку эту… то есть женщину, мочканет.

— Роста какого он был? — спросил Волин, чувствуя в глубине души досаду на несообразительность этих «принявших» пацанов. Были бы посообразительнее и повнимательнее, глядишь, и не пришлось бы сейчас Волину законный отпуск откладывать. Пальто — не примета. Сейчас ты в пальто, а через пять секунд снял, кинул в мусорный бак — и пиши пропало. — Рост-то хоть заметили?

— Такой… может, вас чуть повыше.

Скобцов и был сантиметров на семь выше Волина.

— Пальто длинное?

— Ниже колен. Примерно вот такое, — Горлацкий провел ладонью по икрам.

— Ясно. А за будкой, ты сказал, он стоял на коленях?

— Вообще-то это не я сказал, а Пашка Дольский. Я сам не видел.

— Не важно. Главное, что убийца стоял на коленях.

— Тогда этот парень должен был перепачкаться кровью до самых ушей, — заметил Зброев.

— Правильно, — кивнул Волин. — А ушел он спокойно. Не слишком похоже на обычного «бытовика», не находишь, Федор Палыч? Те если и не бегут с места преступления, то уходят очень быстро. Подсознательно. А если уж кровью перепачкаются, так и вовсе беда.