Сашка оставался доволен проведенной работой. В один из дней он гостил в кабинете у Гарнича, слушая общение Гарнича с новым подопечным по фамилии Галанин, у стены стояли изъятые в доме арестованного в ходе обыска лыжи.

– Значит, за границу навострился? – спрашивал Галанина Гарнич, показывая кивком головы на лыжи, Саша Лебедев думал – вот они, лыжи, вещдок, я их на место изъятия не приносил.

– Я на лыжах ездить не умею и не умел, лыжи мои, я купил их по приручению Хейкинена, – нашел слова в свое оправдание арестованный.

– На лыжах научиться можно ездить, – сказал свое твердое слово Саша.

Гарнич хвалил Сашку:

– Сашка у нас смекалистый, в следственных делах понимает, а правда, значит, говоришь, по поручению финна лыжи приобрел, за кордон по лесам навострился. Так и запишем, – к сказанному добавил. – От Советской власти на лыжах по лесам не уйдешь, мы и в лесу достанем, – говорил и записывал в протокол чекист, писал и спрашивал подопечного. – Вы у жителя Повенца Аверина в доме гостили, было? У меня, справка, составленная в сельсовете, есть? – задал чекист Гарнич Галанину новый вопрос.

– Встречались по вечерам, вдвоем, всегда угощал меня чаем горячим с пышками. А что, нельзя? – спросил Галанин Гарнича.

Саша Лебедев скользко улыбнулся. Оперуполномоченный работник ОГПУ вслух радостно пояснил.

– Значит, было, так и записываю, чай с пышками пили, разговоры по вечерам вели, значит, и наличие заговора налицо.

В лесах вокруг Повенца гремели выстрелы, расстреливали тех, кто отработал положенную перековку, строительство канала подходило к концу.

* * *

В середине весны наступила распутица, таяли снега, месяц апрель был плодовитый, но штурм продолжался.

– пел, стоя на высоком пеньке, худенький невысокий паренек. Вокруг него кипела работа. Начальники Успенский, Большаков проходили мимо, Успенский спрашивает Большакова:

– Чего он поет?

– Пусть поет, я разрешил, – говорил Большаков Успенскому.

– Хорошо поет, талантливо, давай его к нам в агитбригаду, пусть с ними на концерты ездит. Талантливая у нас молодежь, – сказал и подметил начальник Успенский начальнику Большакову.

– Надо, дак забирай, – дал согласие Большаков.

В самый разгар наступления, состоялся новый слет штурмовиков. На нем Семен Григорьевич Фирин в торжественной обстановке вручал Григорию Давыдовичу Афанасьеву присланное с пламенным приветом от товарища Ровио знамя ЦарЦИКа, сказал:

– Ваша фаланга завоевала это знамя не только количеством сделанного, но и, главным образом, качеством.

Афанасьев, волнуясь, доложил:

– Мы не выпустим это знамя из своих рук и увезем его с водораздела на наш участок.

Они сдержали слово. 23 апреля в 6 вечера из клуба первой роты вынесли знамя. На большом красном полотне прочитал Вольдемар Кужжеев надпись:

«Даешь воду!»

– Значит, поработали не зря, значит, добились своего, – говорили ребята друг с другом, радовались.

И вот длинная колонна идет по каналу. Последовал короткий митинг. Громом воспламенили речи. Начальник Большаков командует:

– Часовым подняться вверх! – Канал остался пуст.

В семь вечера аварийная бригада подняла первый щит. Под игру оркестра военных слышатся глухие удары взрывов. Поднят второй щит. После второго показались горбы третьего щита, четвертого. Вода, пенясь, с шумом устремилась по каменному коридору, заполняя большим потоком большое пространства канала.

* * *

На берегу громко гремели оркестры. Медные трубы звучали музыкой, эхом далеко от места событий. Из рук в руки раздавалась в большом скоплении народу изданная здесь газета «Перековка». Последние мосты арки уже сооружались на них, художниками-каналоармейцами разрисованы портреты героев-строителей. Каналоармейцы-артисты задавали тон праздничным концертом. В Медвежьей горе и Повенце, в Шавани и в Сегеже, в Сосновце и Сороке – всюду было праздничное настроение. На откосе дамбы юноша дерном выложил огромные буквы: «Окно в мир».

Наконец вода, хлынув, заполнила бьефы, наполненные водой семь шлюзов южного склона. Ворота первого шлюза открыты, пароход, имеющий грозное название «Чекист», медленно минует первый маяк и торжественно входит в первую камеру первого шлюза. За чекистом идет караван, землечерпалка отправляется углублять фарватер. За ней шло несколько барж, на борту «Чекиста» – государственная комиссия.

Председатель, товарищ Лепин с объятьями ждавший, когда «Чекист» достигнет водораздельного шлюза. Вот судно пришвартовалось, трап опустили на берег, предварительно зацепив швартовые. Стоящая на палубе комиссия с судна увидела, как, опираясь на трость, прихрамывая, поднимался на судно Гюллинг.

Встречавший на трапе товарищ Лепин крепко пожал ему руку. Снова зазвучал оркестр. После судно медлило, но в торжественной обстановке отплывало от берега. Пароход останавливался у каждого сооружения, будь то дамба, плотина или шлюз. Члены внимательно осматривали сооружения, указывали на недостатки.

– Как можно, но справились, канал построили за двадцать месяцев, молодцы!

– Чем я еще вам могу помочь? – поинтересовался у высокой комиссии заключенный прораб Дмитрий Павлович Витоковский.

– Отправиться на новую стройку, новый комбинат возводить…

* * *

– Ну и мастеровой ты у меня муж, Сережа, все работаешь, возишься, мастеришь чего-то. Молодец, хороший ты мастер, – разговаривала с мужем супруга.

Он продолжал мастерить табуретку, думая, что следующим будет делать письменный стол. Не обращая внимания на крутившуюся близко супругу, он сосредоточенно работал стамеской. В кабинете звонил стоявший на письменном столе телефон, заставивший мастера отвлечься от любимого дела.

«Возможно, звонит Климентьев Ювелир Васильевич по вопросу утренний охоты», – подумал тогда, отложив стамеску, немедленно подошел к телефону.

– Здравствуй, Сережа, как у тебя сейчас настроение, почему-то ты не звонишь и не заезжаешь? – спросил с другого конца телефонного провода строгий голос джигита.

– Здравствуйте, товарищ Сталин, я только что думал о вас и собирался позвонить, доложить сложившуюся у нас в Ленинграде обстановку, – говорил Киров Сталину.

«А ты, Сереж, не желаешь проехаться от Балтийского до Белого моря на пароходе, посмотреть построенный новый канал, проверить на возможность прохождения по нему океанских судов?

– Очень хочу, товарищ Сталин, ведь строительство было предложено мной, сюда по темпам оно подошло к завершению, очень хорошо, люди ранние, имевшие враждебное отношение к Советской власти, они смогли пройти на старой северной земле перековку. Они помогли своим добросовестным ударным трудом встряхнуть эту старую землю и богатства северных районов поставить на службу народу, – разговаривал Киров со Сталиным. Вождь его упрекал: