Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— О, смотри, чистоплюй какой. Пошёл гадить подальше от своих, — рассмеялся Карпинский, — на нас сейчас выскочит. Отойти надо.
— Дай-ко, — попросил бинокль Кузьма, — а-а, так и есть, Ивашка Репа это. Плавильщик московский, литейных дел мастер.
— Кто? — Новиков сузил глаза.
— Плавильщик, ну по железу мастер… — Кузьма не успел закончить, как Новиков начал править лодку, чтобы обогнуть остров.
— Ты что, сдурел? — зашипел на Василия Пётр.
— Сейчас помолчи, Петя, пожалуйста, — зло сказал Новиков. — Лопахин, со мной. Пётр, прикрывай.
Лодка почти пристала к берегу, ткнувшись в широченные стебли осоки, вызвав этим кучу мелкой противной мошки. Два морпеха скрылись в высоченной осоке, с трудом выдирая ноги из прибрежного ила. Прошло минут пять, Карпинский весь извёлся, водя стволом на любой шорох, доносящийся с берега. Кузьма, закусив губу, держал в напряжённой руке широченную саблю. Пётр, отсчитывая минуты, волновался всё больше, томила тишина. Наконец, не выдержав, стал потихоньку вылезать из лодки. Вода чавкала под ногами, месившими ил, на берегу сразу стало жарко, да ещё и мошки липли к мокрой коже. Пётр осторожно двигался по следам товарищей, услышав доносящийся шум, он присел, выставив калаш в сторону подозрительных звуков.
Послышались тяжёлое дыхание и шипящий мат. Это Новиков. Всё нормально. Сдвинулся с пути, пропуская уже троих людей. Пленник не сдавался, порываясь освободиться или хотя бы заорать. Измазанная грязью лапа Новикова держала извивающемуся человеку рот.
— Долбани ему по башке, — прохрипел Новиков Карпинскому.
Пётр, сглотнув, ударил пленника, тот сразу обмяк и перестал извиваться.
— Ф-фу, — опустился на землю Новиков, — ну и силища, вроде небольшой мужичок, по сути пацан ещё. А силён, как кабан, еле дотащили.
— Прикинь, я его первый раз не достал прикладом, вывернулся — и на меня. Хорошо, Женька сзади зашёл. Еле скрутили.
Лопахин, тяжело дыша, сидел, вытирая лившийся со лба пот.
— Всё, потащили его в лодку, пока не очухался.
— Может, сначала портки ему наденем? — Женька показал на измазанного грязью пленника.
— Вот ты и надевай, — ухмыльнулся Новиков.
Небольшого роста пленник был неожиданно тяжёлым, тащить его было сплошное мучение, а если прибавить вьющуюся мошкару, топкую грязь под ногами и оглушающую жару, которая бывает лишь у водоёмов средь полусухих зарослей осоки, то картина подвига с похищением получалась полной.
— А зачем вы его? А, понимаю… — начал было Кузьма.
— Не болтай, принимай его, бережно. Как бы лодка не перевернулась. — Новиков озадаченно смотрел, как та оседает на воде.
До струга доплыли с превеликой осторожностью. С кораблика скинули верёвочную лестницу. Судя по удивлённым возгласам сидящих на вёслах казаков, Репу узнали.
— Андреич, а теперь или рвём когти назад, или к Смирнову! — обратился Новиков к Вячеславу.
— Кто это, Василий, ну зачем надо было, ушли бы споко… — Вячеслав начал было упрекать Новикова.
— Кузьма, ну-ка повтори, кто это? — перебил начальника Новиков.
— А что? Московского литейного приказу плавильщик, Хрипунову его в Тобольске…
— Налеглись на вёсла, пока не хватились его, быстро выходим на широкую воду! — оборвал казака Вячеслав. — Ветер ещё наш пока.
Струг выходил с протоки на реку, мужики из всех сил работали вёслами, прекрасно понимая, что от этого зависит их жизнь. Ускользнуть незамеченными, конечно, не удалось. В лагере хрипуновцев поднялась суматоха, в бинокль было видно, как забегали фигурки, указывая на уходящий струг. От стоянки казаков отвалил один струг, потом второй вдогонку за пытающимися уйти врагами. А третий остался, видимо, или со стругом проблемы, или раненые появились в результате отбора ясака, или решили справиться с беглецами силами казаков, поместившимися в два первых.
На струге течение Ангары чувствовалось сильнее, чем в лёгкой лодке или на моторке тем паче. Морпехи сменили хиловатых тунгусов на вёслах. На второй час гонки стало ясно, что скоро казаки настигнут струг белореченцев. Расстояние между кораблями сокращалось, а с момента начала гонки оно сократилось уже очень сильно. Сказалась выучка и слаженность казачьего коллектива.
— Придется принимать бой, а не хочется стрелять в них, чёрт возьми! — прорычал сидящий на вёслах Вячеслав.
— Правим к берегу, Андреич! — крикнул Новиков с другого борта.
Вячеслав мрачно кивнул и огляделся, вдали показался Шаман-камень — скала посередине истока Ангары, ворота в Байкал.
— Правь туда, Кузьма! — Вячеслав указал стоящему на руле казаку направление.
«Правильно, Андреич», — мысленно согласился Новиков, помня о наблюдательном пункте новоземельцев, оборудованном на «заставе Васильева». Их должны заметить со скалы.
Оглушённый пленник тем временем зашевелился.
— Цыц, Иванко. Лежи смирно, и ничо дурного тебе не сдеется. Неча было с Хрипуновым оставаться, — довольно миролюбиво заговорил с Репой Кузьма.
— Нешто я выбирал, Кузёмка! — со злобой выплюнул Иван.
— Не Кузёмка, а Кузьма Фролыч, ты мне в сыны годишься! — Кузьма наставительно пошевелил указательным пальцем у лица Ивана.
Тот лишь мрачно кивнул в ответ.
Струг вошёл в небольшую бухточку, образованную песчаной косой.
— Глядите, причал! — Лопахин указывал на дощатое сооружение, широкой змеёй протянувшееся на несколько метров.
Было видно, что причал не был закончен, рядом с берегом были сложены поленницы из заготовок для дальнейшей работы. Чувствовалось присутствие людей, пахло дымом костра и ароматом приготовленной пищи. Перед взором людей было довольно большое пространство песчаного пляжа с вкраплениями камней и выброшенного на берег плавника. Чуть поодаль начинался лес, плавно переходящий в совершенно зелёные холмы. Справа Карпинский узнал большое кострище, где собирались туземцы для отправления шаманских обрядов и ставились временные чумы. Сейчас там было лишь нагромождение крупных валунов, на которых когда-то сидели туземцы.
Он глянул наверх. Мешало солнце, он попытался прикрыть глаза ладонью, но увидел то, отчего забыл обо всём на свете. К ним из леса бежали люди.
— Андреич! Наши! — радостно выкрикнул Карпинский.
Бежавшие — а это были несколько тунгусов и морпехи, числом около дюжины — что-то кричали и махали шапками. Наконец кораблик пришвартовался к причалу, люди стали выходить на берег, выносить грузы, особенно смешно в этот тревожный час было выносить четырёх поросят.
— Это подарок Смирнову от Бекетова! — с мрачной улыбкой крикнул в толпу встречающих Вячеслав.
Разглядев глазами мичмана Васильева, он спросил у того:
— Николай, а Смирнов-то не тут, случаем?