Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сама охота Петру конкретно не понравилась. Сидели себе на вышках, стрельнули пару раз по кабанам. Что удивительно, настреляли прилично. Брежнев тоже одного косача завалил. Потом дождь зарядил, вообще стало холодно. На обратной дороге Пётр опять уснул. Всё же почти неделю спал урывками.
Вот зачем, вообще, потянуло в шпионские игры. Хотел Чё спасти? Ну, дело хорошее. Символ. Хотел фашистского ублюдка Барбье поймать? Тоже плюсик на карму. Да, ещё если это оттолкнёт Францию ещё дальше от США и чуть приблизит к СССР. Чёрт с ним, хорошее дело. Снять культовый фильм с участием советских актёров, и вообще, на годы задержать Де Сику в стране. Если получится, то тоже хорошо. Ославить ЦРУ на весь мир? Может, поснимают их там всех. А ведь сейчас серьёзные враги в этой супер спецслужбе окапались. Как ни смотри — плюс.
А значит, правильно ввязался. На том свете отоспимся.
После охоты уже переодетому Петру Брежнев лично отрезал килограмма два кабанятины.
— Я за тебя сам деньги внесу, — прогудел чуть захмелевший после Зубровки Ильич.
— Деньги?
— А ты думал. Мы по два рубля десять копеек вносим на счёт охотохозяйства за мясо.
Брежнев платит за мясо собственноручно убитого кабана? Завтра надо начать игру против Горбачёва. Сгноить перестройщика в колхозе убыточном, бригадиром.
P.S.
Рецепт приготовления дикой утки от повара Глухова, потчевавшего ею Генерального секретаря ЦК КПСС Леонида Ильича Брежнева. И тому очень нравилось.
Ощипать и отварить утку.
Натереть её сливочным маслом, затем сметаной с горчицей, а также специями и травами: чабрецом, базиликом, кардамоном, сельдереем и мускатным орехом. (Работа трудная, но результат вы почувствуете сразу же, как только проглотите первый кусок.)
Посолить.
Опять обмазать сметаной и поставить на умеренный огонь в духовку.
Периодически поливать утку сметаной, до тех пор, пока не образуется хрустящая корочка.
Перед употреблением выпить немного водки по вкусу. Опыт показывает, что лучше всего подходит «Зубровка» белорусского разлива.
48
— «Лямур пердю» по-французски значит «любовь проходит»…
— Блин, красиво-то как…
За окном настоящая осень, с дождём, с порывами холодного ветра, последние самые цепкие листочки с деревьев обрывающего. Жаль Фурцевой не пришло в её шальную голову в кабинете камин соорудить. Сейчас затопить бы. Разуться, вытянуть ноги, обязательно в толстых вязаных носках, поближе к весёлым язычкам пламени. Сидеть смотреть, на всполохи огня, на сдающиеся, чернеющие в непосильной борьбе с огнём, полешки. И обязательно кот огромный пушистый на коленях. Урчит. Водит ухом. Время от времени когти, чуть выпуская, показать, что на страже. Ты котёнок спи, если что мы им зададим.
— Пётр Миронович, вам барон Бик звонит.
Нет. Нет в мире гармонии. И камина у Фурцевой не было. И не могло быть. У Штирлица могло, а у министра Культуры нет. Беготня и кошмары круглый день. Или это год круглый? А день? Квадратный?
— Соедините, Тамара Филипповна.
— Привьет. Давно не звоньить. В Лиссабоне. Снимаись. Снимайся.
— Снимаюсь.
— Бьен. Снимаююсь. От Мишель привьет.
— И ей привет.
— Пьетер, я нье бандит. Я полицейский! Консультьянт сказаль — нельзья один польицейский. Два. Я и Бельмондо. Он держит Мишель, а я срываюсь юбка. Там на трусельях надпись БИК. Оранж, — на том конце в два голоса прыснули.
— Апельсины? — не понял Пётр.
— Нет, апельсьины. Цвет надпись оранж.
— Понял, надпись «БИК» оранжевого цвета.
— Да, — опять ржут.
— Красиво, наверное, сам бы сорвал юбку, — решил пошутить.
— Ньет. Мишель моей, — прямо рычит.
— Моя, — поправил на автомате.
— Ньет! Моя! — французы горячий народ.
— Твоя, твоя, Я произношение поправил.
— А понимать. Моя. Да, моя.
— Звонишь, то чего, похвастать, что с невесты юбку сорвал? — Бик перевёл на французский, и там опять залились колокольчиком. Повезло парню, такую Анжелику отхватил. Ну, как «парню»? Полтинник, поди.
— Ньет. Получиль письмо с новыми идьеями. Вызвал дизайнер и управляющий. Они говорьят: «Карашо». Дизайнер нравится зубной щьётка с толтой ручкой и пуьирышек. Правильно?
— Пупырышки.
— Бьен. Пупьирышки. И детский щётка с головой Артемон. Будьим делать.
— А с рулеткой что?
— С рульеткой всё.
— Что «все»? — Пётр даже головой замотал, неужели такая замечательная идея не прошла.
— Приньят. Всё. Уже отдать в рабьёт. Очень карашо.
— Фу, слушай Марсель, там нужно с одной стороны нанести сантиметры, а с другой дюймы разделённый на 16 частей, — только сейчас вспомнил бывшую у него рулеточку.
— Ты умньий, Пётр. Я тоже умньий, сам додумал. В Америка продавать без дюйм глюпость.
— Молодец. А что с термометрами?
— Мой бухгалтер ведьёт переговоры с Famar France о производстве пеналов для термометр в виде Мальвины и Буратино. Предварьительно договорьились. По миллиону розовых и голубых. Они хотят коробочки для лекарств. Ти не протьив? — Блин, как сам-то до такой замечательной идеи не додумался.
— Конечно. Подожди. Там ведь ещё есть крупная германская фирма Байер. Можно и с ними поговорить.
— Ми думать одинаков. Уже договорьились о встрьече.
— Ну, и молодцы. Марсель, у нас проблема с нитками. Высылай ещё вагон шерстяных и шёлковых. И я в ваше посольство на днях занесу для тебя ковёр. Ты их предупреди, — чем Де Голь лучше Брежнева. Оба человеки. И если Бик подарит ему ковёр с портретом президента в маршальской форме, то от нас не убудет, а пару дверей откроется.
— Карашо. Ньет пробльем.
— Марсель, мне нужна линия по мойке овощей. Картошки, морковки. Купи самую хорошую и отправь по адресу, куда автобусы присылаешь.
— Льядно. Куплью. Ещьё что надо? Говорить, и мы убегать на сьёмка. Юбки сравать, — опять заржали в два голоса. Спелись.
— Да, я свой Мерседес подарил. Можешь ещё один прислать и даже лучше два.
— Поискать. Авто давно снять с производство. Нужно искать на аукцион. Поискать. Найтить.
— Спасибо. Натить. Пока, — раздался длинный гудок, а потом трубка запибикала.
Эх, Лиссабон. Море. Солнце. Оранжевые трусы на попке Мишель Мерсье.
А тут дождь. И даже камина нет.
— Тамара Филипповна. Там Гайдая нет?
— Пришёл, запускаю.
— В космос?
— Куда?
— Запускайте.
Глава 14
49
— Никитишна, сказывают, что Буш сначала был алкоголиком, а потом обратился к богу и стал президентом.
— Тебя, Нюра, послушать, так у нас в деревне все мужики — будущие президенты Америки.
Захарьинские Дворики утопали в непролазной грязи. И непроезжей тоже. Чайку пришлось бросить за два километра, на асфальте. И по