Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Костя одним мягким прыжком переместился к открытому дверному проему. Вторым прыжком он перенесся к низкой четырехугольной башне, сложенной из ящиков со спелыми томатами, и из-за угла этой помидорной пагоды увидел сутулую фигуру в развевающемся полосатом покрывале. Обрадовался, что долгожданный таджикский курьер наконец-то появился, и тут же увидел вторую фигуру, поспешающую за первой.
К счастью для Кости, эту вторую фигуру он увидел только со спины, в противном случае созерцание чудовища с фиолетовой мордой надолго повергло бы его в оцепенение. А так Костя остался вполне дееспособен и умом не тронулся, даже наоборот, моментально сообразил, что происходит: ясное дело, за курьером увязался хвост!
– Ничего, хвост мы отсечем! – зловеще молвил мастер восточных единоборств и рубанул воздух ребром ладони.
Мехти бежал к тайнику на границе колхозной бахчи и кукурузного поля. Там под узкой дорогой была протянута старая дренажная труба. Свою основную водоотводную функцию она не исполняла, потому что давно и основательно была забита грязью и разным мусором. Впрочем, со стороны бахчи труба недавно была расчищена примерно на метр. В эту нору Мехти должен был затолкать свой хурджин, но сделать ему это не дали. Едва курьер запихнул упакованный груз в тайник, как на его согнутую спину коршуном упал Зяма!
– Стой, морда контрабандистская! – басовито рявкнул он, все еще находясь в плену ассоциаций с «Белым солнцем».
– Сам стой! – с выкриком, абсолютно нехарактерным для тэквондо, налетел на них третьим Костя Ким.
– Стой, Кхай! – взмолился, не поспевая за шустрым внуком, старый Пунь.
– Стоять! Милиция! – выныривая из-за помидорной пагоды, издали гаркнул майор Коваленко во все луженое милицейское горло, умягченное знатным самогоном.
– Милиция! Милиция! – услышав этот крик, жалобно взвыли в отдалении таджикские беженцы.
Костя и Мехти, оба не глухие, при слове «милиция» бросились бежать в разные стороны. Оглушенный Зяма, не успевший даже ухватиться за угол кожаной сумы, остался лежать на земле. Старик Пунь, проводив взглядом убегающего внука, перевернул Зяму на спину, уронил книжку и озадаченно поскреб голый подбородок.
– Попался, гнида! – подлетев поближе, торжествующе вскричал Коваленко.
На разбегающихся брюнетов он не обратил особого внимания, сосредоточив его на подозрительном блондине. Майора ждал сюрприз! Сползая с чердака по веревке, он пропустил момент превращения Зямы в гуманоида, в пылу погони ориентировался на розовое пятно его рубашки и оказался совершенно не готов увидеть жуткое чучело, чья лиловая, с длинным светлым хвостиком, голова напоминала огромную редиску.
– Шо це таке?! – изумился Петро на языке предков.
В отличие от майора, закаленный жизнью Пунь не утратил дара русской речи, которую лишь самую малость портил неистребимый акцент.
– Я думаю, это Синюска, – доброжелательно объяснил он.
– Хто-о?!
– Синюска! – любезно повторил Пунь. – Такая красивая синяя девуска с дли-и-инной косой!
Он поднял с земли упавший учебник и раскрыл его на нужной странице.
– Иван Бажов, сказка «Синюшкин колодец», – прочитал майор.
При слове «колодец» он машинально посмотрел на дыру в земле, заметил в ней крупное вложение в виде экзотического кожаного саквояжа и обрадованно потянулся к нему.
Тут из многострадального корейского огорода с бешеными гортанными криками выскочили потомки башибузуков Селим и Султан. На скаку один благородный турецкий принц размахивал, точно саблей, цветущим подсолнухом, а другой замахивался испачканным землей деревянным колышком с обвившимся вокруг него цветущим растением семейства бобовых. Перекрикивая друг друга, братья орали весьма приятные слова – названия сладких плодов и фруктов, с коими они сравнивали (не в пользу всей этой ботвы) дивную красоту русских наташ.
– Ай, персик! – на бегу распевался Селим.
– Арбуз спелый! – голосил Султан.
– Сладкая фига!
– Хурма! Хурма!
Осторожный Пунь отступил в кукурузу при первых же звуках янычарских воплей и уже оттуда с затаенной скорбью смотрел на свою цветущую зелень в руках турецких налетчиков. Майор Коваленко, занятый вызволением из нутра дренажной трубы пухлого азиатского хурджина, замешкался при упоминании фиг и особенно хурмы, нахмурился и без задержки схлопотал по голове крепкой палкой в декоративной гороховой оплетке.
Горячий парень Селим стукнул майора без раздумий и от души, потому что принял его за конкурирующего принца, практикующего абсолютно неправильный подход к русским красавицам. У Селима были основания для такого заблуждения: раскинувшийся Зяма в розовой рубашечке с рюшами и змеящейся по земле рыжей капроновой косой издали смотрелся типичной поверженной наташей, а угрюмо нависший над ним дюжий майор здорово походил на насильника!
Незаслуженно схлопотав по голове, майор с большим удивлением помянул все тот же фрукт:
– Какого фига?! – не дождался ответа, закатил глаза и полег на Зяму вторым этажом.
Выглядело это очень эротично. Селим и Султан завистливо взвыли и, отталкивая друг друга, кинулись вызволять из майорских объятий Зяму, который и сам уже зашевелился. Ноги его – единственный фрагмент, не закрытый массивным телом павшего майора, дергались, дополнительно травмируя невезучие итальянские мокасины о выпирающие из земли корневища.
– Это я тебя спас, моя наташа! – поспешил объявить Селим, сталкивая с постанывающего Зямы бессознательного майора.
– Моя наташа! – тут же ревниво заспорил с младшим принцем старший.
– Фу-у-у! – тяжело вздохнул освобожденный Зяма и вяло обмахнул синюшную капроновую морду оранжевой косой.
Башибузуки горестно охнули.
– Ладно, брат, пусть эта наташа будет твоя! – первым придя в себя, великодушно уступил Султану Селим. – Я себе другую поищу!
Он отбросил в сторону палку с помятой бобовой плетью и быстро зашагал прочь.
– Ай, чернослив! – испуганно глядя на фиолетовую безглазую морду с приплюснутым носом и черными губами, по инерции продолжил плодово-ягодную тему Султан.
Он уронил свой подсолнух под каблуки Зяминых башмаков, повернулся и порысил вслед за братом.
– Финик сушеный! – донеслось из-за помидорной пагоды.
– А куда все делись? – завертел фиолетово-оранжевой головой слегка дезориентированный Зяма.
Мудрый Пунь сидел в кукурузе и помалкивал. Майор Коваленко, которого Зяма увидел не сразу, лежал на земле и помалкивал. Хурджин, частично торчащий из трубы, тоже не издавал ни звука, но его-то Зяма заприметил. Он протянул руку и боязливо прикоснулся к кожаному мешку, подозрительно похожему на округлый бок звериной туши.
– Собака или не собака? – прошептал Зяма.
Предполагаемая туша была умеренно-теплой. Это побудило Зяму задаться новым тревожным вопросом: