Ордоньес, хоть и знает о моих планах, покачал головой, Юрген смотрит с блестящими глазами, матросы приободрились, жадно ловят каждое слово.

— Я не подводил вас, — напомнил я, — не подведу и сейчас. На верфях в Тарасконе сейчас закладывается несколько кораблей. Общее руководство у капитана Тарантрога, а его каравелла «Синий Осьминог» служит образцом для строителей… только делают новые корабли покрупнее, как я уже сказал. И все вы перейдете на более мощный… который я даже не решаюсь назвать каравеллой, потому что это будет, как уже сказал, всем каравеллам каравелла!

Кто-то заорал в счастливом исступлении:

— Слава маркизу Ричарду!

— Слава властелину Черро!

— Да здравствует!

— Долгие лета!..

Я вскинул руки над головой, сомкнув пальцы в замок, потряс под приветственные крики, развернулся и ушел в каюту. Настроение препаршивое, чувство поражения нависло над головой так, что трудно дышать. Один корабль потерян, остался тоже один. Это всегда оценивается как тяжелое поражение, хотя знаю случай, так называемое Бородинское сражение, когда половина армии была уничтожена в бою, а вторая разбежалась по лесам и целую ночь скиталась там, но защитники объявили этот бой своей победой. Однако здесь правит здравый смысл, а это значит… поражение, именно поражение.

Отворилась дверь, заскрипели ступеньки под тяжелым телом Ордоньеса.

— Судя по карте, — сказал он, — россыпь островов обрывается, а дальше один побольше… вытянут миль на двадцать по прямой, а потом лихо так закручен подковой… Получается бухта, но слишком уж здоровенная, такая от урагана не укроет. Да и гор там нет. Ваш баннерет сказал, что называется он Остров Ласковой Тени.

Я отмахнулся.

— Дорогой граф, пусть называется как хочет. Мы поворачиваем обратно.

Он охнул.

— Как это… обратно? Все так хорошо получается…

— А «Ужас Глубин»?

Он поморщился.

— Ходить по морю — всегда быть готовым встретить не только смерть, но и кое-что похуже. При переходе из Черро мы потеряли в океане все корабли, кроме этих трех. Но все равно это победа, сэр Ричард! Мы… прошли!..

Я сказал трезво:

— Дорогой граф, я как-то перерос эти… одиночные рейды. Сейчас я хочу идти во главе громадной и могучей эскадры и сметать с лица земли любое сопротивление. А сейчас мы что делаем? Крадемся по самому краешку архипелага. Чуть углубимся…

— А мы не будем углубляться, — сказал он сердито и поджал губы.

— Не будем, — согласился я. — Не из трусости, а потому что щипать по мелочи — это не наш стиль. Мы должны захватывать и грабить целые государства, граф, а не мелкие острова. Вы, адмирал, не забыли? А еще его светлость граф Ордоньес!.. Который командует сейчас двумя каравеллами… пусть одна и в ремонте, а завтра поведет эскадру галеонов!

Он поперхнулся чем-то сердитым, переспросил:

— Га… гале… чем?

— Галеонов, — повторил я. — Это такие корабли, граф. Каравеллы перед ними, что плотник перед столяром! Или когги перед «Морской Девой». Да что там когги, шлюпки!

Он снова подавился словами, но глаза быстро становились серьезными и вопрошающими.

— Милорд… мне казалось, вы закладываете в гавани Тараскона именно каравеллы…

— Да, — подтвердил я, — но вслед за каравеллами попытаемся построить и галеоны. Я примерно знаю, как их делают.

— Примерно?

— По крайней мере, основы, — уточнил я, — понимаю. Сразу их наши мастера не сделают, но после каравелл… Что, вам не хочется стать во главе самого могучего флота всех морей и океанов?

Он все еще над чем-то раздумывал, но глаза уже горят, как два факела в ночи, губы раздвинулись в сдержанно злой усмешке, а челюсти сжались до желваков.

— Вы дьявол, — сказал он. — Или его первый помощник!.. Да, я готов душу отдать, только бы встать на мостик такого необыкновенного корабля! И пусть гореть мне в аду…

Я прервал:

— На парусах будет огромный крест, а вся эскадра отправится в крестовый поход, так что участие в нем как раз и спасет от ада. Всем индульгенции раздадим! Безвозмездно.

Он посмотрел на меня остро.

— Вы все продумали, как вижу…

— По крайней мере, многое, — сказал я скромно.

— А не выполняете ли чей-то план? — спросил он с подозрением. — План, который разрабатывался в глубинах ада?

— Или на небесах, — парировал я. — Все в нашем мире вероятно и кем-то продумано до мелочей. Если бы только мы, людишки, не вносили изменения… Или колеблетесь?

Он фыркнул, гордо выпрямился.

— Что-о?.. Я же сказал, пойду с вами на таких кораблях даже в ад!.. Эй, Юрген!.. Готовь корабль к повороту!.. Ложимся на обратный курс!

Курс не совсем обратный: в Гандерсгейме обойдутся и без меня, там особых прорывов не предвидится ни с нашей стороны, ни со стороны варваров, так что лучше идти вдоль береговой линии сразу в ту часть, откуда проще всего по прямой в Геннегау.

Ордоньес потер ладони и сказал бодро:

— В Геннегау?.. Прекрасно! Там такие женщины…

Я тяжело вздохнул, Юрген заметил, сделал большие глаза.

— Милорд!.. Вы им не рады?

Я отмахнулся.

— Не представляете, как меня ими шпыняют. Что мне только не приписывают! Видели бы они других королей! Я рядом с ними вообще целебатист.

Оба переглянулись, оба ухватив на лету такую многозначительную обмолвку, раньше я себя с королями вроде бы не сравнивал. Во всяком случае, вслух.

— Нет, — сказал я вдруг, — лучше прямо в Тараскон! Мне куда важнее посмотреть, как идет строительство флота, чем разбирать дрязги лордов, у кого титул длиннее.

Юрген спросил недоверчиво:

— У кого длиннее… титул?

— Именно титул, — подтвердил я. — Нашли о чем спорить, верно? Так что в Тараскон…

Однако едва корабль развернули в обратную сторону, я вспомнил одно начатое дело стратегической важности, уже и базу под него подвел, сказал со вздохом:

— Нет, все-таки сперва в Гандерсгейм… Что, забодал вас капризами? Но государственный муж должен уметь гибко менять решения, если приходит что-то еще более умное, как вот щас…

— Хорошо, — сказал Ордоньес серьезно. — А где увидимся?

— В Тарасконе, — сказал я, — или в Геннегау. Из Гандерсгейма я сразу в Тараскон, но пробуду там недолго, можете не застать. Зато в Геннегау буду вас ждать. Там в самом деле женщины и эти… как их… в общем, тоже женщины.

Очень не хотелось отпускать ни Дэвида Ганшилда, капитана корабля «Бесстрашный», что из неведомого пока что королевства Лоуэлл, ни баннерета Матиуса Хельма, четвертого сына стекъярла Уилла Поултера, ни даже рыжего Питера Мертона — инстинктивно стараюсь держать карты поближе к груди, не показывая даже их рубашки.