– Ну, сказал, что ты моя жена, – проворчал он. – Детка, мне так удобнее. И к тебе отношение другое будет. А то она решила, что ты тут с Жиганом. Этот кобель всякую шваль с панели водит…

Я невольно поежилась. Помолчав, спросила:

– У нее с тобой дела?

– Это у меня с ней дела. – Шкипер слегка улыбнулся, отпил кофе. – Это мой отель.

– «Джульетта»?! – поразилась я. – Весь?!

Он молча кивнул. Я переваривала информацию.

– И… давно он у тебя?

– «Джульетта» – недавно.

– Есть еще один?

– Шесть. В Риме – шесть, – уточнил Шкипер. – Сиди, я тебе кофе принесу. А потом пойдем пройдемся. Здесь только ночью дышать и можно.

С первых же шагов по ночному Риму меня поразило количество гуляющих людей. В Москве в те годы еще не было принято гулять по ночам, улицы пустели с темнотой, и в подворотнях шастал исключительно деклассированный элемент и полупьяные подростки. Здесь же… Казалось, что весь Рим вывалил из домов и магазинов сюда, под желтый свет фонарей. Отовсюду слышалась музыка – то классические звуки Венского оркестра, то челентановское «Азурро», то раскаты рэпа, то сладчайшая «Вернись в Сорренто». Между стоящими тут и там, смеющимися, громко разговаривающими людьми осторожно лавировали мотоциклы, молодежь слонялась по тротуарам толпами, почти в каждом темном углу целовалась парочка. Я шла медленно, без всякой цели, озираясь по сторонам; Шкипер молча шагал рядом, не пытаясь придать мне определенное направление, и вскоре мы оказались в античном центре города. Я зачарованно уставилась на подсвеченные развалины древних храмов. Рядом немедленно остановился высокий парень в майке с Че Геварой, чмокнул губами, что-то заинтересованно спросил. Я беспомощно пожала плечами, не поняв его. Он улыбнулся во весь рот, интимно сообщил: «Белиссима! Мадонна!», показал нахмурившемуся Шкиперу большой палец (тот в ответ показал кулак) и удалился, поминутно оглядываясь и посылая мне воздушные поцелуи.

– Привыкай, – спокойно сказал Шкипер. – Они все такие.

Пожав плечами, я тронулась дальше.

Меня не покидало странное чувство иррациональности происходящего. Еще неделю назад я готовилась отбыть в деревню на все лето, покупала макароны и консервированную ветчину, радовалась, что кроссовки не разбиты окончательно и переживут еще сезон… А теперь брожу по ночному Риму, смотрю на обломки античных статуй, и… и что же дальше? Дальше-то что?! Боже мой, зачем, зачем меня сюда понесло… Сидела бы себе на грядках в Крутичах, лук бы дергала… А еще лучше – вышла бы замуж за сына тети Ванды, Петьку или Ваську, сейчас бы уже троих родила. Или уехала бы с Мануэлом… Или… Хотя какая теперь уже разница.

От древнего форума мы пошли по самой широкой, как мне показалось, улице, которая внезапно превратилась в узкий, едва освещенный переулок, сплошь заставленный мотоциклами. Я неуверенно оглянулась на Шкипера, повернула было назад, но он подтолкнул меня в плечо, показывая на чуть заметный просвет между домами. Я послушно шагнула в узкую щель… и вдруг вышла на огромную площадь с фонтаном.

– Ах!.. – невольно воскликнула я во весь голос. Пожилой итальянец, с проклятиями заводящий старый-престарый мопед в двух шагах от меня, поднял голову в бейсболке, гордо улыбнулся и взмахнул рукой:

– Треви, сеньорина!

Да, это был фонтан Треви, который я видела только на репродукциях в Степанычевых книгах. На каменных ступеньках, ярусами поднимающихся к огромной чаше с водой, сидело, стояло и лежало множество людей. Отовсюду слышались голоса, говорящие по-итальянски, по-французски, по-английски, по-немецки… На самом краю фонтана сидели, болтая ногами и заливаясь смехом, несколько девушек. Молодые люди с гитарами пристроились на плитах у их ног. Изо всех сил стараясь не наступить на чью-нибудь руку, ботинок или живот, я пробралась ближе к фонтану.

Мощная фигура каменного Нептуна словно ожила в свете огней; гривы его вздыбленных коней качались, плыли и шевелились, витые раковины вздрагивали в руках зефиров, струи воды падали в зеленоватую глубь чаши, играли блеклым золотом, рассыпали невидимые брызги. Я присела на шероховатый, еще теплый от дневного жара край фонтана, подставила разгоряченное лицо водяной пыли. Да-а… Это, конечно, лучше, чем Маруськины грядки с луком. Вот только неотвязная мысль о том, где испокон века лежит бесплатный сыр, неприятно скребла мне сердце.

– Нравится? – вполголоса спросил Шкипер, о котором я совсем забыла, и от неожиданности я чуть не свалилась в воду. Он без улыбки смотрел на меня.

– Да… – помедлив, ответила я. Ощущение сказки тут же пропало, вернулась тревога.

– Посидишь еще или пойдем?

– Куда?! – испугалась я.

– Куда-куда, ты есть хочешь? Жиган сказал – в самолете не стала…

– Не хочу, – торопливо ответила я, понимая, что Шкипер потащит меня в ресторан и, насколько я его знаю, не в дешевый, а я для этого совсем не была одета. – Можно, я еще тут побуду?

– Можно, я с тобой? – в тон спросил он, и я через силу улыбнулась.

Шкипер сел рядом. Я искоса поглядывала на его жесткий профиль с чуть выдвинутым вперед подбородком. Его присутствие еще больше усилило поселившееся во мне чувство нереальности: мне уже всерьез казалось, что я вижу сон. Да, сон… Сейчас открою глаза и окажусь в Москве, в своей постели, под портретом бабушки. А не посреди Италии в обществе мужика, которого еще неделю назад считала мертвым и с которым я теперь даже не знаю как разговаривать. Нет, зря я это сделала. Дура. Зачем?.. В самом деле, пора заканчивать этот бред.

Я решительно встала.

– Шкипер…

– Что?

– Проводи меня в гостиницу.

– Санька, в чем дело?

Я, не отвечая, сошла со ступенек фонтана и быстро зашагала прочь. Шкипер молча пошел за мной.

Куда идти, я не знала, заговорить с идущим сзади Шкипером тоже не могла, опасаясь разреветься прилюдно, и, отчетливо понимая, что веду себя глупейшим образом, все убыстряла и убыстряла шаг. Наконец просто побежала, пронеслась через переулок, другой, третий, вылетела под свет фонарей на большую площадь, чуть не попала под несущийся поток мотоциклов, сорвавшихся на зеленый светофор, и, увидев прямо перед собой открытые двери большой церкви, помчалась прямо туда. Шкипер что-то крикнул вслед, но я не услышала.

Внутри церкви – тихо, гулко, безлюдно. Ряды деревянных скамей были пустыми, лишь на одной неподвижно, как идол, сидела старуха в черном платье, а у самого алтаря сосредоточенно листал молитвенник пожилой мужчина. В открытые окна было видно фиолетовое ночное небо. Городской шум, голоса, сигналы машин и мотоциклов почему-то не слышались здесь. Мои ноги в босоножках на высоких каблуках гудели после ходьбы, и я неловко опустилась на одну из скамей перед мраморной статуей Мадонны. Мадонна смотрела прямо на меня: спокойная серьезная девочка в тяжелом покрывале – слишком тяжелом для ее детской фигурки.