— Я постараюсь...

— Что? Или мы делаем так, или я пальцем не шевельну, и ты будешь своей шкурой испытывать их терпение, — надавил капрал. — Ответ «постараюсь» меня не устраивает.

— Я сделаю все так, как вы сказали, — ответил Беккерель, действительно взяв себя в руки.

Он даже внешне изменился, расправив плечи, гордо вздернув голову и даже изменив взгляд.

— Вот это другое дело, — похвалил Руков. — И не забудь, что ты должен играть всегда, даже когда кажется, что никого нет рядом.

— Принято! — ответил Кома так, как и положено было отвечать бойцу.

* * *

Дверь распахнулась через два часа после того, как Руков пришел в себя. К этому времени Кома окончательно взял себя в руки и встретил вошедшего таким взглядом, словно тот сейчас был в роли допрашиваемого «языка».

— Надеюсь, вам удалось немного отдохнуть, господа? — улыбнулся вошедший высокий стройный человек в форме лейтенанта разведывательного отдела Вооруженных сил Евразийской Империи.

Офицер нес с собой легкий пластиковый стул, который неспешно пристроил перед стульями пленников так, чтобы быть на равном расстоянии от обоих. Однако садиться на принесенный стул не торопился, медленно обходя вокруг своих пленников и внимательно их осматривая.

— Мне бы очень хотелось, господа, чтобы наш разговор пошел по руслу конструктивных и взаимовыгодных отношений. Ведь каждый человек обязательно чего-то хочет для себя. И чтобы найти компромисс, устраивающий всех нас, нужно не так-то много усилий. — Дружелюбная улыбка не покидала его лица ни на минуту, словно он работал где-то в сфере обслуживания, а не в военной разведке. — Давайте сделаем так: я немного поговорю, а вы немного послушаете. Потом, я очень надеюсь, мы поменяемся ролями, и слушать буду я, а вы — говорить.

Он помолчал, заканчивая путь вокруг пленников и долго усаживаясь на неудобном маленьком стуле.

— Эта походная мебель сущее наказание, — проворчал лейтенант, наконец усевшись и скрестив руки на груди. — Впрочем, как и вся эта чертова планета. Я часто мечтаю оказаться в большом уютном доме в каком-нибудь уютном зеленом местечке. Сидеть вечером у камина в огромном мягком кресле и читать в свежей электронной газете раздел новостей с Новых Колоний. Ароматный коньяк. Дорогая сигара...

Офицер помолчал, все с той же улыбкой переводя взгляд с одного пленника на другого.

— А вместо этого я вынужден торчать в этой дыре, общаясь с милыми людьми, которые, уверен, в душе мечтают о чем-то подобном. И каждый раз, когда эти мечты прерываются очередным подъемом по тревоге, вы, так же как и я. в сердцах говорите себе, что надо все оросить к чертовой матери и начать воплощать свои мечты в жизнь.

Изучающий взгляд лейтенанта остановился на Беккереле, который ответил ему презрительно-насмешливым взглядом.

— Нет, — качнул головой разведчик. — Не всегда сладкие мечты могут иметь форму мягкого кресла и потрескивающего огня камина. Вот вы, наверное, презираете такой мещанский уют. Я прав? Но ведь вы тоже мечтаете. Только в ваших мечтах, скорее всего, новые погоны, своя команда бравых парней, да чем черт не шутит, может, и место в штабе. Ну и грудь в орденах.

Капрал Руков едва не ухмыльнулся, боясь спугнуть удачу и поверить, что игра Комы действует именно так, как нужно.

— Мне не очень нравится то, что вы слушаете меня в кандалах. Я бы хотел сделать жест доброй воли и снять с вас путы. Но мне нужно ваше слово, что вы не будете предпринимать глупых попыток устроить здесь бойню, — предложил офицер, но, заметив кривую презрительную усмешку на лице Комы, передумал. — Хотя я думаю, что достаточно будет ослабить путы, не снимая их совсем. Так и мне будет спокойно, и вам комфортно.

Лейтенант извлек из кармана маленький пульт управления, нажимая кнопки регулировки силовых полей. Невидимые путы, стягивающие пленников, ослабли. Можно было бы предположить, что кандалы отключились совсем, но любое резкое интенсивное движение вызвало бы незамедлительную реакцию неподкупного механизма.

— Мы несколько отвлеклись от нашей темы, — заговорил вновь офицер. — Мне всегда было интересно, насколько хорошо федералы платят своим солдатам? Что могут себе позволить люди, которые ежедневно рискуют своими жизнями, защищая интересы своей страны? Как чувствуют себя с финансовой стороны те, кто достиг рубежа пригодности и вышел в тираж? Я не буду просить вас ответить на эти вопросы. Это будет некорректно. Но вы можете вспомнить для себя самих ответы на эти вопросы. И, кстати, вам не интересно, как ответят на эти вопросы солдаты Евразийской Империи?

Лейтенант с минуту помолчал, хотя даже по его виду было видно, что он не ожидает от пленников каких-либо слов в ответ на его вопросы. Он мысленно усмехнулся над тем. что сейчас соблазняет этих пленников прелестями службы на благо Евразийской Империи. Но сам он уже не принадлежит к когорте имперских служащих. У него новые хозяева и новые цели в жизни. Намного большие цели, чем были раньше. Да и хозяева несравнимо серьезнее...

— Я не буду сейчас долго полоскать вам мозги, — продолжил офицер. — Мы все серьезные люди, ценящие свои принципы и свою волю. Поэтому сделаю свое предложение. Мне нужна от вас информация и немного работы. После этого вы получите оговоренное вознаграждение и уберетесь из этой дыры. Мы можем устроить вас в любые подразделения Вооруженных сил Евразийской Империи или оформить армейскую пенсию со всеми почестями и льготами. На время работы здесь более чем достойное содержание, послушные красивые женщины и прочие удовольствия...

На этой фразе лейтенант был прерван совершенно неожиданным действием Джона Беккереля, который, глядя прямо в глаза разведчика и презрительно улыбаясь, сплюнул сквозь зубы. Плевок попал на отполированный до зеркального блеска ботинок офицера, уродливым тягучим потеком перечеркнув идеальную поверхность. Лейтенант молча посмотрел на подвергшийся надругательству ботинок, и улыбка в первый раз сползла с его лица.

— Я в общем-то все вам рассказал, — подытожил офицер, поднимаясь со стула и поднимая его в руке. — Я дам вам три часа на размышления. А потом... Все, что я сейчас говорил, было только прелюдией. Дальше все будет так, как вы сами этого захотите. Вы можете, приняв верное решение, обеспечить себе достойную сладкую и спокойную жизнь. В противном случае таких добрых и миролюбивых бесед больше не будет. И развлекаться с вами будут уже по-другому. Никто здесь не играет и не шутит.

На мгновение капралу Рукову показалось, что лейтенант сейчас размахнется и обрушит стул на голову Беккереля. Но офицер бросил на скалящегося Кому взгляд, не предвещающий ничего хорошего, и вышел из комнаты, оставив пленников наедине с самими собой.

* * *

Ровно через три часа дверь распахнулась, и на пороге появился все тот же лейтенант. Его ботинок вновь сверкал идеальным лаком, в котором можно было видеть отражение всего мира.

— У меня просьба, — заговорил капрал Руков, едва офицер переступил порог.