— Сексуально, — сказал Эдди Константин. Джорджина задрала подбородок.

— Кто-нибудь еще? — позвал Пайт. — Фокси? Кен?

— Не знаю, почему, но мне хочется произнести «Индиана» — сказал Кен.

Все засмеялись, кроме Фокси — та утвердительно кивнула.

— Он прав. Что-то спокойное, серое, заурядное. Орегон? Южная Дакота?

— Скорее, Северная, — подсказал Фрэнк Эпплби.

— Не намекать! — прикрикнула Кэрол Константин. Она сидела на полу то ли в молитвенной позе, то ли в позе прядильщицы; возможно, так сидят, когда играют в «монополию». Ее ноги были сложены под зеленой балетной юбочкой, торс торчал прямо вверх, как древесный ствол. У нее был поразительно узкий стан, узкие продолговатые ноздри все время шевелились.

— Какой я цветок? — спросил Пайт.

— Мак.

— Бородатка, — сказала натуралистка Айрин Солц. — Или бахромчатый ятрышник.

— Бахромчатый ятрышник в тени огромного китайского тюльпанного дерева, — сказал Фрэнк Эпплби.

— По-моему, Фрэнк не понимает смысла игра, — пожаловалась Кэрол Марсии. — Он подсказывает!

— Вижу что-то серое, — сказала Фокси Уитмен. — Белая омела.

— От вас я слышу только про серое, — сказал Пайт Фокси со странной интонацией и обратился к Анджеле: — Цветок. Кен?

— Полынь, — сказал Кен с ноткой враждебности, глядя на свои ноги. Неужели нарочно?

— Не цветок, а лилия, подаренная ребенком жене мэра на праздник, сказала Анджела.

— Увядшая гардения в петлице автобусного кондуктора, — сказала Терри Галлахер и широко улыбнулась, принимая похвалы. Все чувствовали, что она меняется, готовится расцвести.

— Чертополох, — сказала Джорджина. — С официальной точки зрения.

— Трудно понять, нравится тебе этот человек или нет, — пожаловался Пайт.

— Ты уже определился с полом персонажа? — спросила его Кэрол. На ее лице, хоть и находившемся целиком на свету, лежали тени: на крыльях носа, в уголках рта, под оттопыренной нижней губкой — там вообще было темно. Пайт заметил, что она удлинила себе косметикой глаза, в действительности маленькие и близко посаженные — настолько близко, что иногда ее прищур казался косоглазием. Такой она меньше его удивляла. У нее были тусклые каштановые волосы, собранные в хвост — уже неподходящая для ее возраста прическа.

— Мужской, — ответил ей Пайт. — Но это, по-моему, неважно. Он не гордится своей принадлежностью к мужчинам.

— В отличие от кого? — холодно спросила Кэрол. Пайт покраснел как по заказу и невпопад спросил:

— Какой стиль живописи?

— Модерн, — сразу ответила Анджела.

— Рисунки в испанских пещерах, — так же поспешно сказала Фокси.

Фрэнк Эпплби закатил глаза и простонал:

— Мне в голову приходят только вещи, про которые Кэрол все равно запретила бы мне говорить.

— Ты о чем? — спросила Кэрол.

— О советском плакате.

— Против этого я не возражаю, — сказала Кэрол. — Не очень по правилам, но пускай.

— Кто назначил тебя судьей? — спросила ее Айрин Солц.

— Иллюстрации в медицинском учебнике, — твердо сказал Кен Уитмен. Страницы из рисовой бумаги.

— Неплохо, — сказал кто-то после вежливого молчания.

— «Терри и пираты», — сказал Эдди Константин.

— Извините, — не выдержала Кэрол, — но, по-моему, все это ужасно. Получается Ив Таити. И, возможно, Арчил Горький.

— Драматург, — подсказал Фрэнк.

— Тот — Максим, — возразила она.

Кен, вспомнив об успехе других своих каламбуров, невинно спросил:

— Кем был Максим Из? Фокси вздрогнула.

— Еврейским экспансионистом, — сказал Эдди. — Не обижайся, Бен.

— Другие художники или направления в живописи? — терпеливо спросил Пайт.

— Вряд ли это поможет, Пайт, — сказала Марсия. — Это слишком в лоб. Нужен более широкий подход.

Пайт догадался, что Фрэнк заскучал, и спросил его:

— К какой пьесе Шекспира я отношусь?

Фрэнк с трудом поворочал мозгами и, глотнув бренди, ответил:

— «Антоний и Клеопатра» с точки зрения Октавиана.

— А «Тит Андроник»? — подсказала сочувствующая Марсия.

— Слишком много беспорядка, — сказал Фрэнк. — Наш герой — сама эффективность.

Фокси Уитмен (она побывала дома и сменила свой бесформенный купальный костюм беременной на канареечное гавайское платье, скрывающее живот) пыталась обратить на себя внимание.

— Как насчет «Отелло», где прав Яго?

— Он и так прав, — сказал Фрэнк и заржал.

Усталый Бен Солц поднялся и спросил:

— Кто желает еще пива? Бренди? Джина у нас полно, а вот тоник кончился.

— Что-то ты тянешь, Пайт, — сказала Джорджина. — Почему ты отвергаешь все наши подсказки?

— Вы меня смущаете. У меня не выходит из головы медицинский учебник Кена.

— Забудьте про учебник, — сказала Фокси.

— Хорошо. Напиток?

— Чай.

— Скорее, сорт сушонг, а не высший сорт индийского.

— Чай с мускатным орехом, — сказала Анджела.

— Анджела, вам этот человек нравится? — спросила Терри.

— Куда же деваться, раз это мой муж?

— Ненавижу чай, — сказал Пайт. — С мускатным орехом тоже.

— Ты же его никогда не пил, — возразила Анджела.

— Откуда такая уверенность? — Остальные зашикали, чтобы дать им поругаться. — Какая еда? — поспешно спросил Пайт.

— Рис.

— Рис, но тебе этого, конечно, мало, — сказал Бен, вернувшись с двумя бутылками пива.

— Вареный или жареный? — спросил Пайт.

— Вареный. Так чище, — ответила Анджела.

— И аккуратнее, — вставила Марсия. Терри закрыла глаза и добавила:

— Только бы не пережечь…

— Ну вас к черту! — не выдержал Фрэнк Эпплби. — Возьму и выскажу то, что пришло в голову: монах на вертеле.

Кэрол крикнула, вся изогнувшись и выбросив из-под юбки ноги:

— Это свинство, Фрэнк! Ты специально!

— Нго Днем, — произнес Пайт с огромным облегчением.

— Вот и нет! — раздался радостный крик. — Близко, но все равно мимо.

— Близко? Дальше не бывает!

— Церковь та, да не та сторона.

Последняя реплика принадлежала Джорджине. Она подала ему руку помощи, и помощь была принята, в отличие от помощницы.