Возвращение под защиту было болезненным. Порой приходилось вычёркивать из жизни целые пласты. Дориан Домус пришёл в политику из шоу-бизнеса. Не первый и не последний, конечно, но такая карьера требует особого внимания.

Щёлкая кнопками, Патрик поднимал брови, округлял глаза и очень выразительно качал головой из стороны в сторону: увиденное его не радовало.

– Много работы? – участливо поинтересовался Лент. – Помочь?

– Да уж, – выдавил Патрик. – Работы будет немало, – и развернул лэптоп экраном к собеседникам. Отец нахмурился, а Лент потерял контроль над нижней челюстью. С экрана на семейство Скорзов смотрел красавчик журнального вида в спортивной майке, мало прикрывающей поблёскивающие от пота мышцы. Пряди длинных влажных волос обрамляли впалые щёки, а в прикушенных губах устроилась соломинка, пропадающая другим концом в кубиках льда на переднем плане. Стандартное клубное селфи – смазанные огни за спиной, почти ничего не разобрать, и милая мордашка, выглядывающая из-за плеча.

– Знакомьтесь, Патрик, – хмурый королевский советник был совсем не рад увиденному. – Это и есть наша Мина.

– Мина? Танцовщица? Ну, да, конечно. Фото подписано «Лидо. Шоу в разгаре».

Сказал и посмотрел на Лента, после чего побледнел и скомкано извинился. Причин тому не было, но потребность он, вероятно, испытал, а, может, инстинктивно лепил что попало – вряд ли он когда-либо раньше видел разъярённого ведьмака, из глаз которого сыплются искры. Не фигуральные, а самые настоящие, разве что немного зеленоватые, правда, бумагам на столе это без разницы – будут гореть, как миленькие.

– Возьми себя в руки, – выдохнул отец. Галстука на нём не было, а стало быть, не было и волшебной булавки. Запонки тоже отсутствовали. Такой сильный тёмный, как он, наверняка мог охладить любого и простым взглядом, но только не Лента. Не сейчас.

Так-так. Дориан Домус, значит. Какой характерный залом бровей! «Шоу в разгаре». Осенью в этой самой комнате Лент задал Мине вопрос, чьё синее тело могла пристроить Демону её подружка Додо, и Мина отказалась отвечать. Больше того, она испугалась. Знала, что был кандидат, но не захотела о нём говорить. С чего бы?

– Пролистайте-ка фотографии, Патрик, – голос Лента скрипел, как старая дверь, никакой синей выдержки не осталось и в помине, сгорела зелёным пламенем вместе с манерами и тактом.

Патрик молча нажал на ввод и имидж заместился другим, не менее богемным, на этот раз без Мины. Парижская улица, серый день, капли дождя на объективе, одетый в распахнутое пальто, красавчик бежит навстречу тому, кто делает снимок. Хм, навстречу нечужому человеку бежит, и коню ясно. Затем опять огни, руки, губы, взгляды – возле этого парня сфоткался весь Париж? Да, работы много, но Лент думал о Мине. Почему она не сказала им сразу про этого синего Домуса? Ведь могла. Кучу бы времени сэкономили.

– А он, я смотрю, парень популярный. На каждом фото новая пассия.

Патрик уловил перемену настроения и ответил, как ни в чём не бывало: – Это его официальная страница, у артистов это принято, фото с поклонницами. Ни имён, ни фамилий, очень трудно зачищать, обычно мы в таких случаях работаем на дезориентацию. Отбираем подходящую и достаточно броскую отличительную черту, скажем, родинку над губой, и добавляем оригиналу. Все ранее засветившиеся «правильные» фото обрабатываем ею. Появляется два Дориана Домуса, танцовщик без родинки, и наш, в родинкой на всех семейных фото. Правда, в его случае так дёшево не отделаемся, мне кажется.

– Вы сказали, он танцовщик?

– Именно так, Лоренс. Дориан – выпускник циркового училища и нескольких танцевальных студий, некоторые упущены из его послужного списка из-за смены паспортов при укорачивании срока жизни. Последние годы он танцевал в «Лидо», я видел афишу, момент… вот она! «Танцевально-акробатический номер «Птица Феникс».

Птица была хороша, в перьях, не хуже Савилы на юбилее, и так же оголена. Она выгибалась в мужских руках, пытаясь вырваться, но руки держали крепко. Афиша была рисованной, но узнать на ней Домуса труда не составляло, художник постарался. Так же легко Лент узнал и птицу. Мина. Вот, значит, какая синяя подружка танцевала с ней «дуэты с акробатическими элементами по вторникам и пятницам». Не секрет, что слово «друг» подходит обоим родам во многих языках. Мине всего-то и нужно было, что осторожно строить фразы. Ну и чуток исказить образ мыслеформа, заменить мужской флёр на женский, такой лжи никакой дар истины не уловит, а остальное Лент додумал сам.

– Вы ошиблись, отец, – снова «скрипнул» Лент. – Додо ­– не вымышленная фигура.

– О, нет, Лоренс, – вмешался Патрик. – Извините, что вклиниваюсь, но позвольте вас заверить в обратном. Ревизию отдела кадров «Лидо» я курировал лично.

– Всё верно, Пати, всё верно, – выдохнул старший Скорз, расстёгивая верхнюю пуговицу рубашки. – Твоей вины нет. Вы проверили всех танцовщиц.

– Но вы не проверяли танцоров, – подхватил Лент. – Можете не возвращаться к этому вопросу, я вам заранее скажу, что именно Дориан Домус однажды пропал из парижской мансарды. До.До. Наверняка домашняя дразнилка. И одна кровать на двоих. Савила права, я – слепой.

Это было очень обидно. «Вы глупее, чем я думала, месье Лент». Да уж, лучше не скажешь. Осталось только подытожить: лунный жук – это Мина. Других вариантов нет. Женщина, которая останавливает его дыхание взглядом, оказалась расчётливой мошенницей и даже убийцей. Но, будучи светлой, она не могла этого сделать сама! Значит, обучаясь у тёмного партнёра, колдовала и призывала, чтобы его же Демону и сдать, как сосуд? Чушь! Это лишено смысла.

Пока он думал, Патрик вычерчивал на листе бумаги схему с кружочками и стрелочками. От Лоры к Дориану, оттуда к Мине, затем к Ленту. Неправильно чертит. Мина должна стоять в центре, под ручку со своим Додо, а от них должны тянуться щупальца. Одно – за Черту, другое – к зелёному клану, дальше – к остальным. По мере поглощения нужных сил, миру явится пара, готовая к возрождению чёрной династии. Со стороны, вот здесь, в уголочке, можно пририсовать осла. И подписать: «Лент». Можно и не подписывать, и так понятно.

Отец встал, прошёл к стеклянной двери в сад и одним движением распахнул обе створки. Лондонский февраль ворвался в комнату свежим дыханием, мерным гудением пылесоса где-то по соседству и шумом листвы вечнозелёных приземистых деревьев. Солнце настаивало на том, что день сегодня просто прекрасный. Мало ли какие неприятности у Лента. Кто он такой, по сравнению с жизнью на планете?

– Я думаю, нам стоит наведаться в твой новый дом, сын. Это недалеко. Пройдёмся. Зови Алевтину.

Дом оказался трехэтажным, компактным, расположенным в милейшем тупичке, бывшем в своё время конным подъездом. Нынешние дома на конюшни не походили совершенно, они глядели на брусчатку проезжей части, одновременно выступающей и тротуаром, глазами огромных окон, в некоторых угадывались очертания закруглённых ворот, и утопали в цветах. Февраль, говорите?