А ведь я ключ.

Я нужна Хантеру. Я нужна Кампале. Я даже нужна старейшинам. Никогда в жизни не была настолько востребованной!

Меня это не устраивало. Прятаться, сидеть в поселении и ждать, когда кто-то все-таки до меня доберется. Доминик обещал разобраться, но ни словом не обмолвился, как будет это делать. Это не нравилось мне гораздо больше. То, что мы собираемся изображать счастливое семейство, делать вид, что все нормально, когда вокруг сплошная пушистая задница. Так можно всю жизнь прожить, притворяясь, а толку?

Сила имани действует интересно, потому что я легко нахожу Доминика в огромном доме — он засел в кабинете. К сожалению, потому что эту комнату после случая с Одри я обхожу стороной. Точнее, обходила.

— Можно? — заглядываю внутрь. Без стука, Доминик наверняка услышал или почувствовал меня еще на лестнице.

Интересно, почему он не услышал меня в тот вечер? Или как раз услышал и успел застегнуть штаны?

Прогоняю предательскую мысль прочь. О таком даже думать не хочется. К тому же, я пришла поговорить о доверии, значит, вроде как сама должна ему доверять. Вроде как, ага.

— Тебе всегда можно, Шарлин, — отвечает Доминик с совершенно серьезным видом. Он уже не выглядит таким уставшим, как утром, побрился и переоделся.

— Отлично. — Я прохожу располагаюсь в кресле напротив него.

— О чем ты хотела поговорить?

— Какой твой любимый цвет?

— Цвет? — хмурится Доминик.

— Да, цвет. Черный, белый, зеленый или оранжевый? Просто ответь.

— Зеленый.

— Как листва деревьев?

— Как цвет твоих глаз.

Оу. Понятно.

— Хорошо. Мне нравится синий, как небо. Какой твой любимый соус?

— Предпочитаю мясо без соуса, просто с кровью.

— А я люблю среднюю прожарку, хотя в последнее время мои вкусы несколько изменились.

Доминик усмехается, и я продолжаю:

— Кем ты мечтал стать в детстве?

— Альфой. Все волчата мечтают стать альфой.

— Даже девочки?

— Конечно. Они тоже вервольфы. — Он подается вперед. — К чему это интервью?

Я складываю руки на груди.

— Я считаю, что нам нужно получше узнать друг друга, если мы хотим стать парой, и уж тем более если мы хотим стать хорошими родителями.

— Мы уже пара.

— В моем понимании — нет.

— Я думал, что мы все обсудили.

— Еще много раз обсудим. Я вообще рассчитываю с тобой общаться. Пока что нас связывает только великолепный секс и общий ребенок. Всё! Этого недостаточно. Знаешь, что разрушило наш брак с Дэнвером? Мы делали вид, что у нас все хорошо. Жили вместе, но существовали будто параллельно. Ему было наплевать на меня, что я человек, что я хочу заниматься магазином, что мне это нравится. А я хотела заниматься магазином больше, чем строить супружескую жизнь. Я считала, что она построится сама, ведь когда-то мы просто решили быть вместе.

Я прерываюсь и перевожу дыхание, прежде чем подвести итог своему монологу:

— Поэтому я здесь. Пришла узнать тебя, и чтобы ты узнал меня. Понять, сможем ли мы быть вместе. Потому что, если не сможем сейчас, дальше все будет только сложнее и больнее.

Доминик молчит, с минуту изучает меня взглядом. А я понимаю, что если откажется, опять заведет песню про парность, то разговаривать нам больше не о чем. Но неожиданно он кивает:

— Я согласен. Что ты хочешь узнать?

Это заставляет меня облегченно выдохнуть. Потому что несмотря ни на что я хочу быть с ним, и теперь мне значительно легче. Значительно проще говорить откровенно.

— Про твои планы насчет меня. Нас. Что собираешься делать с Кампалой? С Хантером? Со старейшинами? Полицией? И, конечно, я хочу, чтобы ты научил меня владеть голосом альфы!

— Зачем?

— Что — зачем?

— Зачем ты хочешь овладеть голосом? Я так понимаю, не ради веселья.

— Нет, — качаю головой. — Но это моя сила, моя способность. Особенность. Я хочу ее развивать. К тому же, ты не всегда будешь рядом.

Доминик сверкает глазами:

— Всегда.

— Не всегда, и это нормально! Как оказалось, у тебя достаточно врагов, чтобы можно было игнорировать этот факт. Например, Джейсон Конелл.

У Доминика сделался такой вид, словно будь он в образе волка, навострил бы уши.

— При чем здесь он?

— Он воздействовал на меня на вечеринке. Точнее, пытался воздействовать силой альфы, но у него ничего не получилось.

Доминик прикрывает глаза и зарывается пальцами в волосы, раздумывая несколько секунд. Чувствую, что я сегодня вообще дала ему пищу для ума. Очень много пищи. На целый банкет!

Он одним плавным движением поднимается, обходит стол и склоняется надо мной:

— И ты все это время об этом молчала?

— Насколько ты помнишь, в последнее время с разговорами у нас с тобой не складывалось.

— Но это не значит, что ты не должна… — Доминик осекается, сжимает губы, а я приподнимаю бровь.

Что я там еще должна?

Он отталкивается от стола и начинает расхаживать по кабинету, а я терпеливо жду. Как ни странно, меня накрывает несвойственным для моего темперамента спокойствием, даже некой флегматичностью, и ссориться с моим волком совсем не хочется. Может, действительно получится поговорить.

— Ты права насчет врагов, — говорит он, останавливаясь, — и сейчас их больше, чем когда-либо. Поэтому мне важно. Нам важно! Быть заодно.

Вот это неожиданно. Получить то, чего я добивалась.

И даже не хочется искать подвох!

А он есть наверняка. Это же Доминик!

— Согласна, — киваю. — Я должна научиться защищать себя и нашего ребенка. Пока что я делаю это инстинктивно.

Мы с Домиником смотрим друг другу в глаза, и я не собираюсь опускать взгляд.

— Расскажи, как ты это делаешь, — внезапно предлагает он, подталкивает одно из кресел ближе и садится напротив меня, так, что мы едва не соприкасаемся коленями.

— Я чувствую приказ, будто меня что-то связывает. Меня, мою волю. Это как петля на шее. Сложно объяснить.

— Продолжай.

— В случае с Конеллом я просто мысленно не позволила накинуть эту петлю, стянула и всё. С тобой это не сработало.

Я морщусь, а Доминик снова раздумывает, но на этот раз совсем недолго. Его лицо озаряет улыбка, как если бы ему только что сказали, что Хантер упал с лестницы и сломал шею.

— У меня есть предположение, почему, — говорит он, — но тебе оно может не понравиться.