Мы готовы далее следовать за вами.

Альфред в образе Эрбила встретил их в пустой приёмной перед малым залом для личных приёмов.

Молча протянул герцогу руку, дождался, чтобы он поцеловал перстень, и хмуро проронил:

– Подождите здесь, сначала я исповедую свою названую дочь, потом поговорю с вами.

После чего повернулся к Миранде, присевшей перед ним в реверансе, и кивком указал на дверь:

– Проходи, исповедаю тебя.

Понимая, что отказаться не имеет права, Миранда молча прошла внутрь, Альфред последовал за ней, оставив в приёмной герцога и Илиаса.

Плотно закрыв за собой массивную дубовую дверь, он подошёл к ней, кончиками пальцев коснулся щеки и тихо спросил:

– Как ты?

– Мне надо встать на колени, Ваше Святейшество? – подняла на него взгляд Миранда.

– Не ёрничай, не надо… Зачем тебе вставать на колени, раз свидетелей нет?

– Вдруг вам это удовольствие доставит… Мне не сложно…

– Намекаешь, что тебя сломали окончательно?

– Было бы, что ломать… – её губы дрогнули в ироничной усмешке.

– Зачем обвенчалась с ним?

– Так это ваш приказ был, вернее, как там его, благословение ваше.

– Я сына его благословлял на тебе жениться.

– Чем тебе его сын так не угодил, что всю жизнь решил ему поломать? Знаешь ведь, что ни детей не будет, ни счастья я ему не принесу…

– Надеялся, что оттаешь и счастье всё же подаришь ему. А дети по сравнению с тем, на что ты способна, ерунда… А ты вон что учудила.

– Я? Да меня в церковь отволокли и перед алтарём поставили, уж больно ты прикуп хороший за меня пообещал, вот герцог и купился… А у меня сил не было даже слово поперёк сказать.

– Но сейчас ты очень даже неплохо выглядишь. И начальный потенциал хороший набрала… Никак герцог всё же люб тебе оказался?

– По крайней мере, пока не унижает и не бьёт. В моём положении это уже немало. Да и собеседником он достойным оказался, и как любовник тоже неплох, хотя всё равно тяжело, и уйти от него хочу, только куда вот теперь – большой вопрос… Ты ведь ему даже посёлок мой отдал.

– Раз не бьёт и не унижает и как любовник неплох, то пока никуда не уйдёшь. Радуйся жизни и наслаждайся новыми возможностями.

– Ты опять что-то задумал? Не надо! – она просительно заглянула ему в глаза. – Ал, у меня больше нет сил твои каверзы выносить… Что ты никак угомониться не можешь? Что ещё тебе от меня надо? Чтобы уже он ноги об меня вытер, начал бить и унижать?

– У тебя паранойя, – раздражённо поморщился он. – Ничего я не задумал, кроме того, что хочу помочь потенциал вернуть. И бить тебя ему не дам и унижать тоже.

– Думаешь, так больше удовольствия получишь, если дашь немного подняться и снова сам растопчешь?

– Точно паранойя…

– А ты посиди на допросах инквизиции, у тебя ещё не такая будет.

– А то я на них сейчас не сижу…

– Ты по своей воле на них сидишь и руководишь процессом… А вот когда сидишь и знаешь, что ничего изменить не в силах, то это совсем другое дело.

– Мира, ты на полном серьёзе считаешь, что я могу за раз кардинально изменить сложившуюся практику ведения дознания?

– Ты влез во всё это по собственной воле! Я предупреждала, что это непросто и удовольствия мало будет, но ты ведь не слушаешь, что тебе говорят… Ты всё знаешь сам.

– А ты не по своей воле влезла?

– Нет, конечно! Я тихо сидела в своей дыре и не лезла никуда. Вызвалась помочь тебе лишь потому, что относилась к тебе хорошо и за добро добром расплачиваться привыкла.

– А за зло чем платишь?

– На Эрбила намекаешь? Так именно мне он зла и не делал. А с Вальдом у них свои счёты были, и Вальд сам принял решение. Да, скорее всего, из-за меня, но мне оно было не нужно… Нельзя осчастливить насильно… Хотя поначалу я очень хотела за него отомстить… А потом поняла, что мстить не за что, он свой путь прошёл, и Эрбил был его частью, нужной ему на тот момент. Иначе всё бы сложилось по-другому. Так что в игру с Эрбилом я ввязалась исключительно ради тебя. А когда поняла, что своей игрой породила в нём чувства, которые безвозвратно исчезнут, если он узнает, что я лгала, я не смогла дать им пропасть. Мне проще было наказать себя саму за эту ложь, только не дать ему в них разочароваться, ведь я-то знала, что они бывают на самом деле… Я путано объясняю, и вряд ли ты меня поймёшь, но я чувствовала, что поступаю правильно… Сердцем чувствовала, хотя его и не любила. Понимаешь, я знала, что то, что породила, не имею права убить. Это ещё более жестоко, чем поступал он, и он такого не заслужил, и, главное я такого не могла допустить… Просто не могла…

– Почему ты сразу мне это не сказала?

– Я пыталась… Ты не слышал… Пока ты не выплеснул всю свою злость до конца, ты не готов был услышать меня.

– Ты сможешь когда-нибудь меня простить?

– Что ты понимаешь под этим словом?

– А что можно понимать под прощением кроме него самого?

– Хорошо, я поставлю вопрос иначе. Для чего оно тебе? Что оно тебе даст? Возможность снова подойти ко мне столь близко, что я не смогу ничего тебе противопоставить и буду чувствовать себя беззащитной? Считаешь, я смогу вынести это чувство постоянно присутствующего выматывающего страха?

– А сейчас ты чувствуешь себя защищённой?

– Пока мне нечего защищать… Но ты упорно пытаешься что-то возродить в моей душе, что стало бы мне вновь бесконечно дорого. И я этого безумно боюсь, потому что видела, с каким упоением ты уничтожал всё, что мне было небезразлично. Я больше не вынесу такого, Ал… – она нервно сжала перед собой руки. – Я готова бежать, умереть, лишь бы ещё раз не пережить что-то подобное. Пожалей меня хоть немного! Не надо больше! У меня больше нет сил…

– Я не собираюсь ничего уничтожать.

– Я не верю тебе… – она, нервно взмахнув руками, прижала их к вискам. – Уже не могу верить. Я слишком дорогую цену заплатила за то, что не подстраховалась с тобой и подпустила тебя слишком близко. Ещё раз наступить на те же грабли, это совсем головы не иметь…

– Да, я поступил с тобою мерзко, но я всё понял. Клянусь, этого не повторится!

– Ты клялся всем, и мне, и даже Эрбилу поклялся… Для тебя