Однажды зимним утром Камилла сидела в своих покоях и размышляла о том, как отец организует бал в честь ее шестнадцатилетия. Это будет первое официальное появление Камиллы перед высокопоставленными лицами герцогства, на которое также приглашены перспективные женихи из шести соседних герцогств, в том числе и ее будущий муж, о чем Камилла, естественно, еще не знала. Максим тоже будет присутствовать на балу, облаченный в цвета ее отца, что ему, конечно, не очень нравилось, однако к этому времени он уже научился скрывать свои истинные чувства. Камилла, наблюдая за интригами отца и его придворных, тоже постепенно начала учиться держать свои эмоции при себе.

С раннего утра шел снег, и на улице намело такие сугробы, что о прогулке верхом и речи идти не могло. Но Камилла, не желая поступиться несколькими часами личной свободы, улизнула от охранника и прибежала на конюшню. А там ее уже ждал Максим. Он тоже удрал от слуги или, может, подкупил его, как часто делал, когда искал сексуальных развлечений с горничными или белошвейками. Камилла хоть и не ревновала его к ним, но начала задумываться: а каково это — иметь такую же свободу передвижения и использовать ее для свиданий с Максимом?

Максим стоял в угловой нише, где конюхи хранили ведра и кнуты, небрежно скрестив руки на груди. Волосы у него были иссиня-черные, а бриться ему уже в столь юном возрасте приходилось дважды в день, если вечером ожидалось какое-нибудь мероприятие. Интересно, подумала Камилла, а волосы у него на груди такие же густые и мягкие? Впрочем, ей еще ни разу не довелось погладить его по голове, хотя длинные черные локоны, падавшие ему на шею, так и притягивали к себе руку девушки. Глаза у Максима были карие, непроницаемые, а ровные зубы сверкали такой неправдоподобной белизной, что слепило глаза.

Увидев Максима, Камилла обрадовалась, поскольку не знала, найдет ли его тут, хотя все-таки надеялась. Он грезился ей по ночам, но такое даже присниться не могло: юноша, пожирающий ее горящим взглядом, морозный воздух, смешанный с запахами сена и лошадиных шкур, негромкое конское похрапывание, переминание мощных тел с ноги на ногу и тихий хруст ее ботинок, когда она медленно приближалась к нему, Максиму.

— Я знал, что ты меня найдешь. — Глубокий голос Максима затрепетал где-то у нее в груди.

Подойдя ближе, Камилла могла поклясться, что чувствует жар, исходящий от тела Максима. Свою куртку он повесил на крюк, и в расстегнутом вороте шелковой рубахи она увидела волнующие завитки темных волос. А на животе у него такие же? — мелькнула шальная мысль. А какие они на ощупь? Ей вдруг захотелось задать ему эти вопросы, как и многие другие, но она смолчала. Он наверняка расхохотался бы ей в лицо, как расхохотался бы, дотронься она до него.

Однако Максим остался серьезен, когда Камилла, не в силах бороться с собой, положила ладонь ему на руку и легонько накрутила на палец завиток волос.

— Что ты хочешь, Камилла? — спросил Максим.

То, что он назвал ее по имени, потрясло девушку. Отец обращался к ней, используя ее титул, давая пример всем окружающим. И он не одобрил бы Максима, если бы услышал его сейчас.

Камилла улыбнулась, стараясь не показывать свою нервозность:

— Мне бы хотелось быть с тобой наедине, Максим.

— Не думаю, что ты понимаешь значение этих слов. Наедине ты бываешь только со своими евнухами.

В действительности это было не совсем так. Вернее, не в том смысле, которое он имел в виду. Приставленный к Камилле евнух Жермен на самом деле охранял ее, исполнял все желания и прихоти, кроме тех, которыми, как она слышала, остальные евнухи удовлетворяли своих господ. Да она бы никогда и не осмелилась попросить Жермена о чем-то подобном, хотя бы из-за страха перед отцом. Даже если бы сам Жермен ни о чем не сказал герцогу, служанки Камиллы незамедлительно доложили бы господину о недостойном поведении дочки. Вот когда состоится помолвка, тогда другое дело. И Жермен, и младший евнух Казимир были бы обязаны подготовить ее тело к супружеству. Но до той поры отец считал подобные занятия опасными для совсем юной девицы, поскольку в дальнейшем она не смогла бы полностью насладиться своим мужем.

— Ну, наверное, ты прав, и я ничего не понимаю, — сказала Камилла. — А ты, Максим, чего ты сам-то хочешь? Чтобы я ушла? Ты ждешь, что сюда придет кто-то другой? Или… другая? — И она чуть приподняла бровь, то есть сделала то, что часами репетировала перед зеркалом, думая, что достигла совершенства в соблазнении мужчин.

Максим удивленно воззрился на нее, покусывая губу.

— Да, когда-нибудь ты доставишь кому-то немало хлопот, — задумчиво произнес он. — К сожалению, это не будет твой отец.

— Пожалуйста, давай сейчас не будем говорить о нем, ладно?

— Не хочешь говорить? Хорошо, — согласился Максим и, взяв Камиллу за плечо, притянул ее к себе.

Жар пронзил все тело девушки, когда она ощутила горячие губы Максима на своих неопытных губах. Поцелуй оказался влажным и каким-то скользким, но Камилле все равно понравилось. Она непроизвольно открыла рот и невольно содрогнулась, когда язык Максима проник в него, вызывая странные ощущения у нее между ног.

Максим был такой большой и теплый, от него исходил такой приятный запах.

И этот запах был запретным, недопустимым.

Чтобы было удобнее целоваться, Камилла приподнялась на цыпочки и вцепилась пальцами в ворот его рубашки. Максим углубил еще поцелуй. Испытывая странные ощущения во влагалище, Камилла сомкнула бедра и негромко простонала. Когда рука Максима обхватила ее грудь, она удивленно дернулась и прижала ладонью его руку, чтобы он вдруг ее не убрал.

Максим принялся покрывать поцелуями ее шею и нежную впадинку под подбородком, пробуя кожу на вкус.

— Ты ведь уже стала влажная, не так ли? — пробормотал он. — Я могу просунуть в тебя палец и заставить кричать, как дикую хищницу в чащобе. Ты когда-нибудь делала это? Засовывала палец в свое влагалище?

Такого вопроса Камилла не ожидала. Он произнес то, о чем она даже не разрешала себе думать. Это было запретно. Запретно. И так волнующе, что подкашивались ноги. Издав громкий стон, она отпихнула его, но сил не хватило, и они вместе отлетели к стене ниши.

Не выпуская Камиллу из объятий, Максим снова поцеловал ее в шею, всосав нежную кожу и увлажняя ее языком. Руки его впились ей в ягодицы, стали судорожно поднимать тяжелые складки юбки, прижимая девушку все сильнее к чему-то длинному и жесткому.

— Да, да, — шептал Максим, — хорошо. Ты чувствуешь, какой я твердый? Я хочу засунуть это в тебя, в самую глубь. Тебе будет очень приятно, обещаю. Ты будешь стонать, и извиваться в моих руках, и просить, умолять делать так еще и еще. А я буду толкать и пихать, пока ты не закричишь во весь голос. — Он сделал движение бедрами вперед и, ловя на себе ее горячее дыхание, заключил: — Ты спрашивала, чего я хочу, так вот, я хочу войти в тебя.

— Пожалуйста!

— Пожалуйста — нет или пожалуйста — да?

— Пожалуйста, войди в меня! — Тяжело дыша, Камилла откинулась назад. Она только что произнесла слова, которые не говорила ни разу в жизни. Соски ее горели, груди набухли, влагалище исходило соками. — Нет! Нет, так нельзя. Мы не должны делать это.