Бонифер и Оскар долгие часы проводили в библиотеке, а Радрик то и дело наносил визит в Трубный холм. Вскоре все поняли, что Хозяин лощин положил глаз на Нию Ветрокрыл.

Хоть и не сразу, но Джаннер смирился с ухаживаниями Радрика. Он понятия не имел, какими будут политические последствия этого союза – останется ли Ния королевой Анниеры, если выйдет за Хозяина лощин, да и вообще – можно ли считать её королевой, если королём теоретически был Кальмар? Но Радрик нравился Джаннеру, и мальчик был уверен, что и Эсбен не стал бы возражать.

С каждым днём Трубный холм всё больше становился для Джаннера домом, о котором он всегда мечтал. Он всё реже думал об Анниере: отчасти из-за прочных уз, связывающих Нию с лощинами, а отчасти… потому что Анниера превратилась в дымящиеся руины. Иногда, когда ветер дул с нужной стороны, Джаннер чуял запах дыма. Ему казалось, что это дымит соседская труба, пока Радрик не объяснил мальчику, в чём дело. Он сказал, что дым Анниеры пахнет острей, как будто горит сама земля, а не только деревья. Вскоре Джаннер и сам стал замечать разницу. Ему становилось тревожно, когда он чуял этот запах, но ветер дул с юга редко, и он почти не вспоминал об Анниере.

Настала зима, и Джаннер наконец позволил себе поверить, что нашёл дом, где ему не грозят ни ящеры, ни Серые Клыки, ни коровы, ни бомнубли, ни другие клыкастые твари.

А потом у кого-то из соседей пропали поросята, и из дома в дом пошли слухи, что в окрестностях Бан Роны бродит очередной расщепок.

34. Совещание в «Салуне Галли»

Фермер Падди Дурбин Терноног пошёл утром покормить свиней и обнаружил, что загон открыт и исчез очередной поросёнок. Другие животные спали; никаких следов взлома или борьбы не было. Мать мирно похрапывала, словно не заметив, что у неё похитили ещё одного детёныша.

Падди несколько раз пересчитал семерых оставшихся поросят – просто чтобы удостовериться; он даже зашёл в загон и попинал комья глины, на тот случай, если в одном из них лежит трупик поросёнка. Затем он спросил у своей жены Умы, действительно ли поросят было одиннадцать, а не семь. Арифметика давалась Падди плохо. Поскольку у них было семь коз, четыре лошади, тридцать две овцы, одиннадцать кур, пять собак и восемь детей, ошибиться при подсчёте свиного потомства ничего не стоило.

На протяжении четырёх последних дней он каждое утро недосчитывался одного поросёнка, и наконец, когда их число сократилось до семи, у Падди зашевелились подозрения. В его слабом уме возникла мысль, что тут что-то нечисто.

Падди Дурбин Терноног, так и не переобув рабочие сапоги, по первому снежку отправился в Бан Рону, чтобы сообщить патрулю самое малое об одном пропавшем поросёнке. За исчезновение одного поросёнка он в любом случае мог поручиться.

Подо Рулевой как раз поехал в город после завтрака, чтобы, как он выражался, «погрызть хрящи» в таверне «Салун Галли». Он говорил Нии, что ходит туда ради компании и новостей, но та знала, что он просто терпеть не может её фасолевый кофе. Подо вежливо намекал дочери, что кофе нужно варить покрепче, но Нии никогда не удавалось угодить вкусам старика.

Однажды рано утром, до рассвета, она застала его на кухне, в ночной рубашке. При свете свечи Подо столовой ложкой сыпал в кофейник чёрный порошок.

– Я просто не хотел тебя будить, дочка, – сказал он. – Я уже встал, вот и решил сегодня сам сварить кофе.

Ния не стала говорить отцу, что вместо молотой фасоли он взял чёрный перец, и с интересом, едва сдерживаясь, наблюдала, как Подо мешает варево и ждёт, когда оно закипит. Весь дом проснулся от хохота Нии, когда Подо поднёс кружку к губам, отхлебнул – и заплевал чёрной перечной гущей всю стену.

С тех пор Подо каждое утро ездил в «Салун Галли», который находился через дорогу от штаб-квартиры патруля Дурги. Подо попивал густой фасолевый кофе и краем уха слушал, как его новый приятель Ленри Гарденсмит хвастал яблочным пирогом жены. Вдруг посетители таверны увидели, как из дома напротив выскочил Падди Дурбин Терноног. Терноног перешёл улицу, гневно сжав кулаки, влетел в «Салун Галли» и потребовал кофе.

– Самого крепкого, – добавил он, сбрасывая у двери грязные сапоги.

– Чего это ты такой встрёпанный? – спросил Ленри.

– Они мне не поверили! – Падди придвинул табурет к столу, за которым сидели Ленри и Подо. – Сказали, что я просто считать не умею. Допустим – но только не могу же я четыре дня подряд сбиваться со счёта! Они решили, что я с ними шутки шучу! – Он шумно отхлебнул из кружки и помотал головой. – Я уверен, что вчера у меня было восемь поросят. А позавчера – на одного больше. Десять.

– Неправильно, – сказал Ленри.

– А? – спросил Падди. Он считал на пальцах и шевелил губами.

– Ты сказал, что вчера у тебя было восемь, а позавчера на одного больше. Это будет девять, а не десять.

– Врёшь. Гляди сюда. Раз, два, три, – Падди досчитал до восьми и загнул ещё один палец. – Восемь плюс один. Это десять. Десять поросят.

– Ты пропустил девять, – сказал Ленри.

– Где?

– Между восемью и десятью.

Падди наморщил лоб и медленно кивнул:

– Девять. Точно. Вечно из головы вылетает.

Они с Ленри чокнулись и выпили за арифметику.

– Так вот, дело в том, что у меня пропадают поросята. А патрульные говорят, что это не их дело, раз нет никаких улик. Но вот что я вам скажу – уже четыре дня поросята тают!

– Худеют, что ли? – со страхом спросил Ленри.

– Да нет, вес они набирают ничего себе. А вот числом их становится меньше. Было одиннадцать. Теперь семь.

– Ну, ты меня успокоил. Куда катится мир, если поросята худеют!

Подо слушал всё это без особого интереса, пока Падди Дурбин Терноног не подался вперёд и не понизил голос:

– Знаете, что я думаю? По-моему, у нас завёлся расщепок.

– В Бан Роне? – Ленри фыркнул. – Они так далеко на запад не забираются.

– Один же забрался осенью, помнишь?

– Ну да, но его прогнали. Если бы по Бан Роне шлялся расщепок, он бы не тратил время на твоих поросят. Эта тварь может сожрать лошадь. Мой двоюродный брат живёт во Внешних долинах и один раз это сам видел.

– Раз ты такой умный, скажи: куда делись мои поросята?

Ленри пожал плечами:

– Волки съели, наверное.

При слове «волки» оба взглянули на Подо. Старик не сразу понял почему. В лощинах