раздававшимися направо и налево, и Сенека с отвращением говорил, что самым обычным делом было увидеть «человека, объятого страстью, яростно поучающего вас, что не следует отдаваться на волю страстей».

Учителя также часто позволяли детям заучивать свои уроки наизусть и вслух, подобно тому, как это практиковалось в странах Востока. Все это только усиливало производившийся школой шум – намного больший, чем создавали кузнец со своей наковальней или амфитеатр, аплодировавший успеху любимого гладиатора. Обучение в школе и порка соседствовали во время всего периода обучения. Школьный год начинался 24 марта, когда Платорий лихорадочно пересчитывал плату за обучение, принесенную ему учениками, и полагал за счастье, если ему не надо было делиться своим заработком с теми педагогами, которые сопровождали в школу немногих из его учащихся. Летом имелся значительный перерыв в обучении – тогда дети из обеспеченных семей сопровождали своих родителей во время их загородного отдыха. Был также и другой перерыв продолжительностью около недели во время сатурналий и после Нового года. Еще раз занятия прерывались перед началом нового учебного года – в марте. В другое же время, за исключением самых крупных религиозных праздников и нон (5-й или 7-й день каждого месяца), учебный процесс продолжался намного дольше, чем в XX столетии.

Школьная дисциплина

Школа Платория находилась в самом низу «лестницы» образовательных заведений. Плата за обучение в ней составляла только около четырех сестерциев (16 центов) в месяц за одного ученика, причем ее хозяин был совсем не уверен в том, что эта плата будет поступать постоянно. Наем мало приспособленной для занятий комнаты поглощал основную сумму полученных средств. Если ученики не могли похвастаться своими достижениями, то родители начинали возмущаться и быстренько переводили своих чад в школу другого учителя. Короче, жизнь Платорий вел собачью. Владелец зеленной лавки и продавец-медник, чьи заведения располагались напротив этой школы, с презрением поглядывали на Платория, считая его намного ниже себя.

Более высокие типы школ. Совсем другая атмосфера царила в школе Эганора. Хотя он формально и являлся рабом, но занимал привилегированное положение. Дети приходили в его школу в сопровождении не только весьма изысканных педагогов, но и с подчиненными им рабами, capsarii, которые несли книги и таблички для письма. К тому же школа располагала вполне достойным вестибюлем, где все эти служители могли, сплетничая, поджидать своих подопечных, пока те проводят часы за учебой.

Сама же школа – элегантное помещение, украшенное по стенам фресками на исторические темы, такими, например, как военные кампании Александра Македонского, статуями литературных героев, а на одной его стене была искусно изображена раскрашенная карта Римской империи, «поскольку, – как утверждал Эганор, – ученики должны каждый день иметь у себя перед глазами все моря и страны, все города и населяющие их народы; они должны знать названия местностей и расположение их, представлять расстояния между ними; истоки и притоки рек; береговую линию со всеми побережьями, заливами и проливами – это знание куда лучше усваивается глазами, чем ушами учеников»[163]. Эганор также использовал воспитательную розгу и довольно часто пускал ее в дело, но он никогда не допускал того, чтобы использование ее сводилось бы к тупой жестокости. Короче говоря, он представлял собой весьма компетентного учителя, который тщательно подбирал индивидуальный подход к каждому из своих учеников и потому был бы востребован в любом школьном классе в любую эпоху.

Методы преподавания. Все римские школы были невелики. Идея громадного «ступенчатого» учебного заведения, где из года в год учащиеся переходили бы от одного преподавателя к другому и в конце концов «оканчивали» его, не приходила в голову ни единому человеку. Платорий управлял своей школой в одиночку, Эганору помогали двое эффективных надсмотрщиков, но ни один, ни другой учитель не пытаются обучать одновременно, скажем, более тридцати учеников. Многие из учащихся Эганора приходили к нему едва ли не малышами и покидали своего учителя в том возрасте, когда они уже совершенно были готовы к обучению в школе риторики. Сам же Эганор делал упор на их общем элементарном образовании, хотя многие из детей уже знали латинскую и греческую азбуки и даже могли немного писать на этих языках еще до прихода в его школу.

Объем настоящей книги не оставляет нам места для подлинной дискуссии о формах и методах обучения в Античности. В школе все начиналось с обучения чтению, письму и простейшим арифметическим действиям, при минимальном использовании книг или учебных пособий. Учитель диктовал те или иные предложения и исправлял ошибки на навощенных табличках, где учащиеся записывали эти предложения. Учитель, подобный Платорию, имел, возможно, несколько истрепанных папирусных свитков, с которыми его подопечные должны были обращаться особенно осторожно, но букварей, какие будут в школах грядущих веков, не существовало. Эганор находился в лучшем положении, поскольку располагал значительной библиотекой, исключая разве что несколько книг, содержавших фаблио, которые вряд ли можно считать подходящими для чтения его воспитанниками.

В бедных школах обычный учитель мог благодарить судьбу, если его ученики, проучившись достаточно долго, могли хотя бы бегло читать. В более состоятельных школах, однако, дети достигали более высоких ступеней познания. Когда ученик начинал читать бегло и мог писать буквы на навощенных табличках, не путая строки и не делая ошибок, то затем приступал к заучиванию отрывков из эпических поэм, прежде всего Вергилия и Горация на латинском языке и Гомера – на греческом. Ему приходилось заучивать наизусть очень большие отрывки из произведений этих авторов[164], а также переводить их с греческого на латынь и наоборот.

Поскольку многие из учеников Эганора готовились стать ораторами, то отрабатывали свою дикцию всеми доступными способами, знакомились со множеством метафор и должны были уметь «щегольнуть» подходящей к случаю острой цитатой. Все возможные значения слов и выражений, встречавшиеся в литературных текстах, должны были уметь объяснить, равно как и многочисленные мифологические, исторические и географические аллюзии и т. д. Таким образом, изучение литературы на самом деле принимало форму лишь общего знакомства с ней.

Изучение высшей арифметики. До окончания школы ученики Эганора должны были пройти курс обучения высшим формам арифметики. До перехода на арабские цифры это оказывалось достаточно трудным делом, поскольку каждый римлянин, обладавший серьезной собственностью, должен был сам аккуратно вести счета и не слишком полагаться на своих помощников. И в самом деле, в некоторых самых передовых школах имелся особый преподаватель арифметики, так называемый calculator, который получал особую плату за преподавание – считалось, что большинство его учеников, происходивших из сословия всадников, впоследствии будут иметь дело с коммерцией. Один только