Я стояла перед демоном из другого мира и думала о том, о чем не должна была. Я хотела то, что не должна была. Я касалась того, что ни одна женщина не должна касаться.

Я предложила демону свою душу, а потом свое сердце.

Может, безумно, но, если это безумие, я приму это. Любовь в жестоком мире сама по себе жестока. Любовь — боль и надежда. Любовь — опасность и красота.

Мелитта, милая сестра, если я что и узнала, то это: не позволяй страху держать тебя во тьме. Бери больше, чем позволяет этот маленький холодный мир.

Осмелься, как осмелилась я.

Иначе эта жизнь — лишь тень, а могла быть солнцем.

Миррина Атанас

Я сжимала страницу, костяшки побелели. Слова Миррины били по мне волной, оглушали, но их было мало. Она не раскрыла, что случилось, когда она предложила своему демону сердце. Она не жалела, похоже, но что случилось?

Как отреагировал ее демон? Разделил ее чувства? Ответил взаимностью? Отказал ей? Или взял бесценный дар — ее сердце — и разбил его?

Я перечитала перевод, пытаясь найти ответы. Любовь была болью и надеждой? Опасностью и красотой? Что это значило?

Я потянулась к гримуару. Миррина должна была объяснить в следующей записи. Сказать, любил ее демон, или она совершила ужасную ошибку. Сказать больше, чем красивые слова, что нужно быть смелым и слушаться сердца.

Осмелься, как осмелилась я.

Я замотала головой, листая страницы с пылом, чуть не забыв, что нужно быть осторожной с хрупкой бумагой. Страницы пролетали, близился конец гримуара, и я ощущала панику. Это не могла быть последняя запись Миррины.

Оставалось десять страниц. Пять. Три. С болью в сердце я открыла последнюю страницу перед оторванными, откуда украли заклинания. Я проверила текст, но там не было имени Миррины.

Нет. Она должна была написать что-то, просто я пропустила. Задыхаясь, словно я бежала, а не листала страницы, я стала переворачивать их в обратную сторону, осторожно опуская каждую страницу и разглядывая.

Страница за страницей. Тут содержимое было другим — больше текста, меньше заклинаний или списков. Другие имена подписывали записи, но не Миррина. Я листала часть, где было много текста, почти закончила ее, когда дыхание застряло в горле.

Там было не имя Миррины, но все равно знакомое.

Μέλιττα Ἀθάνας

Мелитта Атанас.

Младшая сестра Миррины. Она тоже писала в гримуаре?

Мне стало не по себе. Я взяла карандаш и приступила к работе. Абзацы получались медленно, и с каждым словом боль в сердце росла. Когда я закончила, я еще минуту сидела, пока не смогла заставить себя прочесть это.

Благородный писарь,

Сегодня я закончила то, что начала сестра. Гримуар завершен, каждое слово верно записано. На последних страницах я подытожила всю мастерскую работу Антеи, как делали мои предшественники. И я добавляю только эту просьбу.

Благородный писарь, прошу, не стирай мою сестру с этих страниц. Я знаю, ее дополнения к этой ценной книги наглые и неуместные, но, молю, сохрани их. Ее слова — все, что от нее осталось.

Она умерла за наследие Антеи и за меня.

Враг убил ее через год после того, как она начала переписывать книгу. Много раз за тот год я сомневалась в ее влечении к демону, но я никогда не забуду последнюю ночь. Я не забуду, как нашла их вместе.

Он прижимал ее к себе, словно еще мог защитить ее, хотя она уже была бледной и неподвижной.

«Не забирай ее душу», — бездумно попросила я.

Он ответил: «Ее душа никогда не была моей. Она не повелевала мной, и ее душа не могла меня спасти. Я должен был ей сказать».

То были его последние слова, ведь раны его были ужасными, а ночь — холодной. Он погиб там, прижимая мою сестру к его сердцу.

Я не знаю, любил ли он ее так, как она его, но я похоронила их вместе, надеясь, что дальше их души уйдут вместе.

Миррина умерла за эту книгу, и ее наследие заслуживает быть сохраненным, как записи Антеи. Если мы должны защищать этот адский трофей своими жизнями, то пусть наши жизни будут на этих страницах. Если эта ужасная сила, которую раскрыла Антея, которую мы охраняем, может вооружить наших врагов, давайте вооружим друг друга силой продолжать.

Я и те, кто будут после меня, нуждаемся в таком убеждении.

Без потерянного амулета, без тайн или правды, которую Антея посчитала слишком опасной, чтобы ее записывать, мы никогда не узнаем, почему она нас так прокляла. Но я спрошу, дочь моей дочери, благородный писарь, выжившая, волшебница: Когда это кончится?

Мелитта Атанас

Слеза покатилась по моей щеке. Горе и отчаяние Мелитты звучали в ее словах. Сколько времени прошло между смертью Миррины и просьбой Мелитты для будущих писарей гримуара?

Миррина… я так и не узнала, что случилось между ней и ее демоном. И не узнаю, призналась ли она в любви. Не узнаю, что он ответил, разделил ли ее чувства, могло ли сердце демона любить как человеческое.

Но обнимал ее, когда она умерла. Прижимал к себе, хоть ее уже не было, и его жизнь угасала.

Я провела пальцами по своему переводу, они замерли под словами древнего Валъира. Она не повелевала мной, и ее душа не могла меня спасти.

Кожу покалывало, волоски встали дыбом.

Она не повелевала мной.

Я слышала, как Клод перечислял условия нового контракта с Заиласом. Слышала, как Заилас прошипел ответ. Ритуал привязал его к инфернусу. Приказ Клода отправил его в кулон.

Виш меня не связал.

Заилас ранил Клода, хотя согласился не вредить призывателю. Контракт не сработал.

Никогда не призывайте из Двенадцатого дома.

Если контракт Миррины с демоном Валъир не сработало, и контракт Клода с демоном Валъир не сработал, то мой контракт…

Блокнот выпал из моих онемевших ладоней.

Мой блокнот упал на столик, и я вскочила с пола. Мое колено задело стол, миска клубники опасно покачнулась. Комната будто кружилась, пока я бежала по ней.

Дверь спальни ударилась об стену с грохотом, и Заилас, лежащий на моей кровати, вздрогнул. Сокс с испуганным воплем спрыгнула с моей подушки и скрылась под кроватью.

Заилас тут же проснулся и повернулся ко мне, сел на корточках посреди матраца, готовый биться, ждущий от меня указаний, где враг.

Я прошла к кровати и остановилась, тяжело дыша.