– Хорошо! Но это в отдаленном будущем! – улыбнулась Мона. – А каковы твои планы на ближайшее время?

– Если ты имеешь в виду сегодняшний вечер, то мы идем на прием в посольство. Учти, твое присутствие обязательно! Мы должны быть там в половине девятого. А по домам разъедемся с рассветом, не раньше! В восемь двадцать пять я за тобой заеду. Изволь быть при параде! – Сэлли легко вскочила с кресла и, не слушая возражений подруги, исчезла так же стремительно, как и появилась полчаса назад.

«Так и быть, схожу на этот прием, – размышляла Мона, лежа в ванне. – От меня не убудет, зато хоть время убью». Она бесцельно разглядывала отделанный зеленым мрамором интерьер ванной комнаты и вдруг вспомнила, как однажды во время медового месяца Питер на руках отнес ее в ванную и, несмотря на ее бурный протест, бросил в воду, разбрызгав вокруг лужицы воды. И лишь смеялся, когда она принялась ругать его за то, что он намочил ей волосы.

– Учти, женщина! Неповиновение мужу карается поркой! – заявил он угрожающим тоном, и Мона почувствовала, как что-то первозданно приятное шевельнулось у нее в груди. Наверное, всякой женщине хочется хотя бы раз в жизни испытать на себе примитивную грубую силу со стороны своего любовника. А еще она вспомнила, как почти не смогла скрыть своего разочарования, когда в ответ на ее реплику: «Надеюсь, это только шутка, Питер!» – он нежно поцеловал ее и сказал:

– Конечно, дорогая! Разве я посмею тронуть хотя бы один волосок на твоей очаровательной головке!

Какие же слепцы эти мужнины! А еще любят при случае щегольнуть пословицами, мол, что женщине, что собаке сперва встряска, а уж после ласка. Вот только на практике об этой самой встряске они почти всегда забывают.

Некоторое время Мона еще предавалась размышлениям, какие же разные по сути своей мужчины и женщины, но вовремя спохватилась, почувствовав, что уже начинает замерзать в воде. Она поскорей выбралась из ванны и принялась энергично растираться махровым полотенцем. Кровь сразу прилила к коже. Приятное ощущение чистоты и физического здоровья на время отодвинуло невеселые мысли куда-то вглубь сознания. Мону охватило радостное возбуждение, как это обычно бывает, когда собираешься туда, где обязательно будет весело.

Сэлли явилась с опозданием на целых двадцать минут. Она приехала в огромном лимузине, битком набитом молодежью.

– Пришлось заехать кое за кем из нашей компании! – извинилась она и бросилась знакомить Мону со своими друзьями, называя каждого только уменьшительным именем или прозвищем.

С некоторыми Мона уже была знакома, других же увидела впервые. Полный молодой человек в строгих очках в роговой оправе был представлен ей под кличкой «Фадж». Изящная хрупкая девушка по имени Глэдис с неестественно горящими глазами, насколько помнила Мона, была младшей дочерью одного графа из числа левых радикалов. Ее бесконечные любовные похождения давно уже стали не только притчей во языцех во всех гостиных Мейфера, но и пищей для постоянных пересудов прислуги на кухне. Более того, наиболее одиозные из них выплеснулись на страницы желтой прессы, внося приятное разнообразие в колонку светской хроники. Был еще какой-то самовлюбленный хлыщ по имени Одол, все время сверкавший белозубой улыбкой, но все, что он говорил, оставляло ощущение какой-то нечистоты на грани скабрезности. А некто Бонзо, славный, судя по всему, юноша, без каких бы то ни было претензий, что казалось совершенно невероятным при его-то громком титуле и умопомрачительном банковском счете. Вся эта компания веселой шумной толпой влилась в ряды гостей, заполнивших парадные залы посольства.

Бесспорно, Мона была звездой вечера. Остроумная, веселая, она буквально искрилась, завораживая присутствующих своим серебристым смехом и хорошим настроением. Разговоры, как водится на подобных вечерах, шли ни о чем и обо всем сразу.

Не успели начать одно, тут же перескакивали на другое, потом на третье, и так до бесконечности. Ближе к полуночи компания молодежи откровенно заскучала посыпались предложения отправиться на поиски новых развлечений. Мона тоже засобиралась домой. Она поднялась из-за стола, намереваясь уйти незамеченной, и застыла как вкопанная, превратившись на долю секунды в подобие каменного изваяния. Прямо в дверях стоял Алек. Как всегда, безупречно одет, как всегда, со скучающим видом пресыщенного жизнью человека он озирал толпу, улыбаясь своей неизменной сардонической усмешкой. В первый момент в глазах у Моны помутилось, и она почувствовала, что плывет куда-то вместе с кружащимися в танце вокруг нее парами. Но усилием воли она заставила себя осушить до дна бокал шампанского, после чего с вызовом глянула в его сторону, давая понять, что его появление замечено. Странное дело, но ничего не шевельнулось в ее душе.

– Мона! – воскликнул он чересчур приподнятым тоном, и его рука сжала ее руку в нежном рукопожатии. И снова никаких эмоций. Она ответила на его рукопожатие, словно заводная кукла, даже не задумываясь над тем, что делает, и немедленно принялась знакомить его с присутствующими. От ее внимания не ускользнуло то, с какой легкостью поддалась Сэлли чарам Алека. Словно во сне, она расслышала, как подруга приглашает его подсесть к их столику, и как он отвечает любезным согласием. И лишь когда, усевшись за стол, Алек повернулся к ней и спросил, отошла ли она от всех тех потрясений, которые свалились на их семью в последнее время, она почувствовала, что оцепенение спадает с нее. Он пристально посмотрел на нее и со своей уже знакомой ей слегка загадочной улыбкой задал следующий вопрос

– А как поживает наш замечательный муж, о, верная Ундина?

Значит, он еще ничего не знает! Надо во что бы то ни стало сделать так, пулей пронеслось у нее в голове, чтобы новость о разрыве с Питером так и осталась для него тайной. По крайней мере, на сегодняшний вечер. А завтра она обязательно что-нибудь придумает. Уедет из Лондона или откажется принимать его у себя. Какая ирония судьбы, мысленно улыбнулась она своим планам. Она готова удирать от человека, с которым всего лишь несколько месяцев назад собиралась сбежать от мужа. Воистину неисповедимы пути Господни.

Но главное ее открытие состояло в другом. С пугающей ясностью Мона поняла, что от ее былого увлечения Алеком не осталось и следа. Наваждение кончилось, и уже никакими силами не расшевелить в ее сердце потухший огонь любви к этому человеку. Можно сказать, она сама сгорела в этом огне, и из пепла точно восстала ее любовь к Питеру, которая за время разлуки с ним достигла своего апогея.

Вполне возможно и даже наверняка, Алек предпримет еще одну попытку ее соблазнить, списав предыдущую неудачу на печальное стечение обстоятельств. Дескать, скоропостижная смерть герцога, необходимость присутствия на похоронах и все такое. Но это уже не имеет никакого значения. Никакого! Мысли путались в голове, с лихорадочной быстротой сменяя друг друга. Но тут Мона вспомнила, что Алек все еще ждет ответа на свой вопрос. Стараясь ничем не выдать охватившего ее волнения, она ответила, контролируя слова. Все должно звучать естественно и как бы между прочим.

– О, у Питера все хорошо. Он будет рад узнать, что ты вернулся.

Но не успело растаять в воздухе последнее произнесенное ей слово, как она по насмешливому взгляду Алека поняла, что тот прекрасно осведомлен обо всем, что случилось между ней и Питером. Конечно! Какая же она наивная дурочка, право! Разве может такой человек, как Алек, упустить возможность поиграть с ней в кошки-мышки? Что он с превеликой готовностью сейчас и проделывает, откровенно наслаждаясь ее неумелыми попытками сбить его с толку и запутать след.