— Где это случилось, в Вегасе?

— Какой Вегас, здесь. Мы с Льюисом проверяли на побережье разрушенный отель, где, как слышали, передрались между собой джинны. Тут они нас и накрыли…

Он осекся и сглотнул.

— Ох, дерьмо! Мне кранты, да?

Мне захотелось обнять его. Что, однако, было явно скверной идеей по целому ряду причин.

— Никакие не кранты, — заверила я его и с опаской взглянула на рану. Ошиблась я или нет? Усилилось кровотечение или ослабло? Льюис застыл в сосредоточенном молчании, пытаясь если не исправить положение, то хотя бы сохранить статус-кво.

Поднимать меня на поверхность он не собирался, да и не мог это сделать в одиночку, слишком много сил уходило у него на поддержание целостности пещеры.

А я решительно ничем не могла ему помочь.

— Ох, черт, — прошептал Кевин. Дыхание его сделалось свистящим, сдавленным, лицо побледнело еще сильнее. — Знаешь, на самом деле это гораздо хуже, чем кажется.

Похоже, он пытался шутить. У меня просто сердце разрывалось, ведь он еще совсем мальчишка. Он слишком юн для того, что обрушилось на него за недолгую жизнь, хотя, по правде сказать, и для того, что он сам за это время устроил другим. Кевин натворил немало зла, был тем еще негодяем, даже убийцей, но ему, надо признать, не выпало счастливого детства.

— Печально это слышать, тем паче что и выглядит все хуже некуда, — сказала я. — Но не забывай, с тобой Льюис. А лучше его с этим не справится никто.

И тут меня осенило: кое-что я сделать все же могла, хотя и не на мистическом уровне. Я оглядела себя: нет, с меня, не оголившись до неприличия, ничего снять было невозможно.

— Льюис! Льюис! Мне нужна твоя рубашка.

Я ухватила его за плечо, оттягивая ткань; он чуть изменил позу, чтобы мне было легче стащить с него окровавленную рубашку, и в результате остался с обнаженной грудью, жилистыми руками и поджарым животом, которыми я в иных обстоятельствах не преминула бы с удовольствием полюбоваться.

— Ох, ни хрена же себе! — прошептал Кевин. — Вот уж не думал, что со мной такое случится.

— Помолчи лучше.

Я сложила рубашку Льюиса, так что получилась толстая накладка, и, дотянувшись через руку Льюиса, крепко прижала ее к ране. Кевин охнул, дернулся и побледнел, как пергамент, что мне совсем не понравилось. Он потерял сознание.

— Льюис! Льюис! Насколько это серьезно? На самом деле?

Его усталые карие глаза открылись и медленно сосредоточились на мне.

— Смертельно, если я не смогу заняться этим вплотную. Рассечена аорта. Я делаю, что возможно, чтобы удержать ее зажатой, но…

Но он не мог делать этого вечно. Такого рода деятельность требовала невероятной концентрации.

— Можешь ты исцелить его?

— Нет. Слишком серьезное повреждение.

— Что, по-твоему, мне нужно сделать? — спросила я, стараясь, чтобы мой голос звучал как можно спокойнее.

Ответа не последовало. У него опустились веки.

— Льюис?

Никакой реакции. Я потянулась и легонько прикоснулась к его лицу. Веки дрогнули, потом медленно поднялись. Я повторила свой вопрос.

— Помочь, — промолвил он. — Найти способ. Если не выйдет…

Льюис так и не закончил фразу. Он не лишился чувств, иначе из раны Кевина кровь хлынула бы пульсирующим потоком, на деле же кровотечение даже замедлилось, хотя сложенная рубашка уже пропиталась кровью, и я ощущала руками ее тепло. Просто чтобы удерживать все под контролем, Льюис погрузился в еще более глубокий транс, не отвлекаясь на бесполезные разговоры.

Я взяла руку Льюиса и сдвинула ее, чтобы поплотнее прижать свой тампон. Он ужался под давлением.

— Эй, — выдохнул снова пришедший в себя Кевин, уставившись на меня округлившимися, налитыми кровью глазами. От него исходил сильный затхлый запах немытого тела и нестираной одежды, к которому добавлялся легкий, землистый аромат травки.

«Льюис, — подумалось мне, — охранник из тебя никудышный». Правда, не сказать, чтобы я была лучше.

— Что ты собираешься делать?

Я ответила на вопрос вопросом:

— Огонь сотворить можешь?

Кевин обладал прирожденным даром Хранителя Огня и был в этом силен. Кроме того, пламя представляло собой самое простое для манипулирования состояние энергии до тех пор, пока не разгоралось настолько, что обретало в известном смысле собственную волю.

Он кивнул.

— Могу, только это уж полная дурь. Тут же вентиляции нет. Нам всем придет хана. Льюис говорил, доступ воздуха сюда ограничен.

— Положись на меня. О воздухе я позабочусь.

Он сделал одной рукой слабый театральный жест в сторону песка позади меня, и, presto, вспыхнуло красно-оранжевое пламя, выжигая тот немногий кислород, что имелся в этом ограниченном пространстве.

Пришел мой черед.

«Сосредоточься!» — мысленно приказала я себе и закрыла глаза.

Разогретые молекулы воздуха приходили в стремительное движение, вибрировали, вращались и распадались. Разрушались и переформировывались заново. Мерцающий столб горячего воздуха поднимался к песочному потолку. Над головой просматривалось бледное, расплывчатое пятно: то место, где песок был частично разрыхлен.

Та самая дверь ловушки, через которую Льюис затянул меня вниз. Сейчас этот потолок уже проседал, истончался, тоненькие струйки сыпались вниз, позволяя порой увидеть черные проблески ночного неба. Жар, заставляя молекулы воздуха между гранулами песка расширяться, должен был способствовать ускорению этого процесса, открытию отверстия.

«Ты можешь это сделать. Ты должна это сделать».

Мне доводилось проделывать подобное прежде. Это было нечто вроде трюка, каким Хранители забавляли друг друга от нечего делать. Я такие фокусы запросто проделывала и во сне.

Раньше.

Глубоко вдохнув и вложив в решающую попытку все силы, которые могла собрать, я встала над огнем.

Воздушная подушка ощущалась зыбкой и вязкой, как поверхность воды. Ничего похожего на плотную опору, какой ей следовало бы быть. И она была горячей. Можно сказать, да — жгучей. А мне как-то совсем не улыбалось расплавить кроссовки.

Я усилила давление уплотненных слоев воздуха под моими ногами, сводя их вместе. Этого нельзя было добиться, не добавив жару, но куда денешься…

Начался подъем. Медленный. Я открыла глаза, охнула, чувствуя, что энергия пламени уже вовсю поджаривает мои разнесчастные кроссовки, и сморгнула слезы:

«Держись!»

Подъем продолжался. Но как медленно! Проклятье, год назад я проделала бы все это за пять секунд.

Жаром теперь тянуло так, что кроссовки мои, сомневаться не приходилось, плавились. Я чуяла запах горелой резины. А может, и еще что-то, способное породить панику.