Но вот беда: дружить Камаля не учили. Борьба такому не научила, она научила зверька защищать. Себя и свою территорию.

Эмин стремительно зашагал к выходу из палаты, когда я сказала:

- Нет, я не оправдываю. Его поступок непростителен. Однако, мы можем что-нибудь придумать.

- Ты только что могла потерять сына, - раздался мрачный голос у двери, - моего сына.

Слезы вновь нахлынули. Вместе с воспоминаниями. Эмин в считанные секунды оказался рядом и склонился надо мной. На удивление, его голос больше не наказывал, а, наоборот, ласкал.

- У тебя шок, маленькая. Ты еще не пришла в себя, поэтому говоришь такие глупости. А я за такое не прощаю, Диана. Даже больше: за такое полагается наказание.

Я задохнулась, вскидывая взгляд:

- Больше такого не повторится, Эмин.

Эмин согласился со мной, но следом жестоко припечатал:

- Не повторится. Конечно, не повторится. Камаль даже на метр не приблизится к моему сыну, потому что сегодня же я отправлю его в пансионат. Там ему самое место. Разговор окончен, Диана.

***

Эмин решил поступить так, как когда-то его отец поступил с ним. Наш отец. О чем я не преминула напомнить ему.

Мама часто рассказывала истории о маленьком Эмине, и судя по тем рассказам он тоже не был ангелом. Однажды, например, Эмин нарочно поменял мамин пакетик с рыжей краской для волос на какой-то неизвестный пакет с ярко-голубой краской. В итоге таким светлым оттенком мама сожгла свои прекрасные волосы и много лет возвращала им свой родной насыщенный цвет и добротное состояние.

Мама тогда пролила немерено слез, а Эмину за жестокую выходку сильно досталось ремнем, хотя несмотря на произошедшее уродство Анна до последнего защищала ребенка.

Вообще дома у бабушки мама много чего рассказывала об Эмине, только почти всегда эти разговоры сводились к Камалю, к ее срывам и слезам. А чуть позже она и вовсе перестала так часто бывать с Эльманом. Тяжело это было – видеть копию Эмина в маленьком ребенке и вспоминать о своем Камале. С тех пор она замкнулась и будто отдалилась от нас.

Я предполагала, что мама не любила заниматься с Эльманом именно по этой причине – воспоминания. Воспоминания о ребенке, которого у нее отобрали.

Четыре года назад ей пришлось выбирать: либо жизнь – размеренная и безопасная, либо погоня с дитем в подоле, потому что иначе никогда не будет. Камаль – не просто ребенок, он наследник, чье место занял Эмин.

Я отложила ноутбук в сторону, решив передохнуть от проекта. Еще немного, и в доме возобновится ремонт. Он продлится всю осень и чуточку зимы, а весной следующего года соорудят два бассейна – один детский, другой для взрослых. Вопрос только: для кого это все? Друзей у меня нет, у Эмина тоже.

Глаза немного слипались, за окном вечерело. Эмин заезжал полчаса назад, привез мне чистую одежду, а еще… цветы. Он поставил их в вазу – гибрид пиона и розы цвета пудры.  

Я поблагодарила, дотронулась до бутонов, а у самой сердце было на неспокойном месте. Интересно, где Эмин ночует? Дома или из-за работы он даже не успевает добираться до дома? А продал ли Батальонную или…

Или вдруг на Батальонной – она?

Я бы хотела однажды приехать туда. Не знаю почему – но тянуло. Невыносимо, горько тянуло. Я хотела знать, что Эмин не солгал мне и что он действительно продал ту квартиру с пугающим видом на черную воду.

Но пока мы с Эльманом вынуждены быть в больнице. Осталось еще немного.

- Как вы себя чувствуете? – спросил Эмин.

- Хорошо.

Он прошел в палату. Бутоны еще не распустились, они были прекрасны, но вымолвить благодарность было непосильной задачей. В последнюю нашу встречу мы сильно поругались.

В тот день он сказал, что разговор закончен.

А я сравнила его с Анархистом. Так и сказала – вспыльчиво и зло. Конечно, он разозлился.

Эмин тогда хлопнул дверью, дождался, когда можно будет увидеть сына и договорился об отдельной палате. Я старалась на Эмина не смотреть, слишком у него ледяной взгляд был. Наказывающий. Даже не представляю, во что могли вылиться мои слова, будь мы наедине.

- Вчера я принес тебе настоящий шоколад, мне друг привез из Бельгии. Ты даже не попробовала, - недовольно заметил он.

Я мазнула взглядом по закрытой упаковке на столе и лишь затем подняла взгляд. Тут даже не скажешь, что оставила эти яства для Эльмана, ведь шоколад ему нельзя.

- Не успела. Не хочется, - я опустила голову.

- Диана, что это такое?

Эмин подошел ко мне, и его пальцы «защелкнулись» на моем подбородке, заставляя посмотреть вверх.

- Ты уже увез Камаля в пансионат?

- Мы готовимся к отъезду.

Я поначалу открыла рот – хотела вновь вступиться, попросить не делать этого, чтобы ребенок не озлобился в край, но, когда Эмин свел брови к переносице, я и без слов все поняла.

Начну сопротивляться – подавит.

Он не оставит Камаля со своим сыном. Рядом никогда.

- Хорошо. Если ты так решил.

Я кивнула и вывернулась из его рук. А затем рискнула и сделала предложение, о котором думала все эти дни.

- Ты прав, что после случившегося не будет все гладко. И другого выхода нет, кроме как увезти Камаля далеко. Давай увезем. Давай вернем его моей маме, где он научится любить и где он будет любимым.

- Не лезь, Диана.

Вот и ответ.

И здесь все понятно. Дальше продолжать опасно – я по взгляду Эмина вижу, что опасно.

- Ты боишься? – вдруг спросила я, - боишься, что найдут наследника?

Если бы взглядом можно было обжигать, Эмин сделал бы это прямо сейчас.

- Запомни, маленькая, - он подошел ближе, - до встречи с тобой я ничего не боялся. Но затем я начал бояться за тебя. И так было до встречи с Эльманом. Мне нужно заканчивать фразу?

- Нет. Я тебя услышала, - выдохнула я.

Эмин ушел, наказав съесть фрукты до завтра и попробовать шоколад.

А еще сказал, что через несколько дней он договорится о переводе нас с Эльманом в другую клинику. Государственная мужа не устраивала, и мы находились здесь лишь потому, что состояние Эльмана было еще слишком тяжелым.

Эмин хотел упрятать нас где-то посерьезнее, чем обычная больница с индивидуальной палатой, я это понимала. А поздним вечером этого же дня, когда Эмин уже уехал, а Эльман спал крепким сном, на мой телефон пришло сообщение:

«Диана, нам нужно встретиться. Я буду ждать тебя у входа в больницу. Дамир».

- Мама, когда мы вернемся домой? Я скучаю по папе.

Эльман проснулся. Мы лежим в больнице уже несколько дней, за это время щеки Эльмана порозовели и его жизни больше ничего не угрожало.