Рядом с ними я с самого начала турнира не надевала маску. Они видели меня настоящую, со всеми недостатками и прочим. Независимо от их мотивов и того, что эта затея обречена на провал, я не готова отказываться от этого пьянящего чувства. Я делаю медленный вдох.

–От таких, бросишь ли ты попытки уговорить меня выйти из состязания.– То, что Ахиллес не воспользовался моим вчерашним состоянием, не значит, что этого не случится в будущем. Я знаю его достаточно хорошо и понимаю, что он такой же упрямый, как и я.

–Нет. Следующий вопрос.

Я моргаю. Он даже не задумался.

–Что значит «нет»?

–Нет. Маленькое слово, но ты, наверное, нечасто его слышишь.– Ахиллес с хрустом разминает шею, медленно поворачивая голову.– Ты пострадаешь, если не выйдешь из состязаний, и можешь стать настоящей занозой в заднице, но это не значит, что я хочу видеть, как тебя размозжит другой боец. А что?– Он останавливает на мне проницательный взгляд.– Ты так сильно сомневаешься в своей цели, что думаешь, будто я смогу заставить тебя передумать?

–Разумеется, нет.– Это правда. Напротив, я как никогда полна решимости.

–Тогда в чем проблема? Неважно, что я скажу… или сделаю.– Он вкладывает в последнее слово весомый намек.

Справедливое замечание, хоть мне и не хочется это признавать. В груди зарождается теплое и непростительное чувство оттого, как легко Ахиллес верит в меня. И в то, что я не передумаю, и в то, что не позволю себя переубедить. Понимает ли он, какой это комплимент? Более того, как редко он звучит от окружающих меня людей?

–Ладно,– неспешно произношу я.– Тогда думаю, что нам стоит продолжить трахаться.

–Отлично. Решено.– Он переводит взгляд на Патрокла.– Хочешь еще несколько часов спорить или, может, допить кофе и заставить Елену еще раз помять простыни? Следующее испытание только завтра утром, так что у нас достаточно времени, чтобы повеселиться перед сном.

Патрокл медленно качает головой.

–Беллерофонт придет через десять минут. Хватит думать о пошлостях.

–Знаешь, как говорят про тех, кто не мешает дело с бездельем, Патрокл?– Я никогда не видела Ахиллеса таким. Видела великолепным воином. Возмутительным засранцем. Сексуальным доминантом. Но только не игривым щенком. Это приводит в полное замешательство, особенно когда он ловит мой взгляд и подмигивает мне.– Взгляни на принцессу. Ты ранил ее чувства, когда повел себя так, будто трахать ее было чем-то предосудительным.

Раздражение на лице Патрокла выглядит очень привлекательно.

Он смотрит на меня и пожимает плечами.

–Прости, Елена. Он ведет себя глупо.

Я не думаю, чтобы подыграть Ахиллесу. Просто делаю это. Смотрю на Патрокла, сексуально надув губы.

–Он прав. Ты очень сильно ранил мои чувства.

–Вот видишь.– Ахиллес глубокомысленно кивает, но его темные глаза искрятся весельем. Он сейчас совершенно неотразим и знает об этом.– Догадаешься, что поможет нашей принцессе почувствовать себя лучше?

–Уверен, ты мне расскажешь.

–Оргазмы.

–Да,– быстро киваю я. О «нашей принцессе» даже заикаться не стану.– Много-много оргазмов.

Патрокл издает очередной сексуальный вздох.

–Спасите меня боги, теперь вас двое.

–Тебя послушать, так это плохо.– Я все еще дуюсь и чувствую себя нелепо оттого, как это весело. Я дурачусь только в компании Гермес, Диониса и Эроса, но с ними сексуальный подтекст напрочь отсутствует. Не думала, что что-то связанное с сексом может быть настолько весело. Подталкиваю ногу Патрокла.– Вдвое больше удовольствия, вдвое больше веселья.

Ахиллес громко хохочет.

–Послушай ее. Она знает, что к чему.

–Да вашу ж мать.– Раздается стук в дверь, и Патрокл встает, а затем указывает на нас пальцем.– Ведите себя прилично, пока мы не узнаем причину серьезного нападения, которое было совершено на Елену вчера ночью.– Он замолкает.– Если сумеете, оставшуюся часть дня проведем голыми в постели.

–Договорились,– одновременно отвечаем мы.

Невольно чувствуя легкость в груди, откидываюсь на спинку стула и допиваю кофе. Да помогут мне боги, но я и представить не могла, что мне будет так приятно проводить время с этими двумя.

Как только Беллерофонт входит в номер, начинает пахнуть жареным. Приняв расслабленную позу, они устремляет пристальный взгляд темных глаз поверх моей головы. Это не сулит ничего хорошего. Я знаю Беллерофонта уже много лет, и они ведет себя очень официально, только когда сообщает плохие новости. Они только подтверждает мои подозрения, когда говорит:

–Нападавший больше не у нас.

Сидящая рядом со мной Елена вздрагивает.

–Он мертв?

–Нет.– Беллерофонт качает головой.– Сегодня утром его забрали и увезли с нашего объекта. Вопрос дошел до высшего руководства, и я ничего не смогли поделать. К сожалению, моя команда не сумела к этому времени добиться от него ответов. Я сожалею.

Патрокл наклоняется и упирается руками в стол. Его внушительный мозг начинает соображать.

–Кто его забрал?

Беллерофонт бросает взгляд на Елену и колеблется так долго, что даже я догадываюсь, каким будет ответ на этот вопрос.

–Сам Зевс. Вы должны понять, что я ничего не могли с этим сделать. Даже Афина не могла вмешаться.

–Что ж, это… уже что-то.– Лицо Елены слегка зеленеет.– А держали его…

–Здесь.– Беллерофонт продолжает смотреть поверх моей головы.– На объекте есть несколько камер на случай, если потребуется вмешаться в конфликт между участниками. Мы решили, что будет разумно оставить нападавшего здесь, пока Афина не сможет его забрать, но вместо нее пришел Зевс.

Они так свободно раскрывает информацию из-за нашего общего прошлого. Сомневаюсь, что они сделали бы то же самое, если бы все эти вопросы задал кто-то другой.

–Разумно разместить его здесь из соображений транспортировки. Почему ты спрашиваешь, Елена?

–Просто так.– Выражение ее лица подсказывает, что мыслями она за пределами этой комнаты, и мысли эти мрачны. На этот раз мне не нужно, чтобы Патрокл вмешивался и озвучивал свои продуманные выводы, чтобы понять, почему она расстроена. Если наемника держали здесь, значит, ее брат сегодня утром был на территории и даже не удосужился проведать ее, прежде чем увезти нападавшего… гарантируя тем самым, что никто не сможет получить от него никакой информации.

Порой, когда общаюсь с матерями Патрокла, у меня возникает неприятное ощущение от мыслей, какой могла бы быть моя жизнь, если бы я жил с двумя любящими родителями, а не оказался брошен на ступенях храма, как ставшая ненужной игрушка. Полимела и Стенела относились ко мне, как к сыну, с тех пор как впервые встретили меня мелким злым засранцем восемнадцати лет.